— Может-быть. Есть, однако, много людей, для которых внешние формы важнее всего на свете. Я очень рад, что вы смотрите на вещи с другой точки зрения.

— Стало-быть, вас нисколько не удивит и то, что при выборе мужа я исключительно обращаю внимание на его внутренние свойства.

— Прекрасно, но уверены ли вы, что такие же чувства будут у вас при столкновении с действительностью? Представьте, что в настоящую минуту стоят перед вами два человеке: один из них молодой и прекрасный, в полном расцвете мужественной красоты; другой — с загорелым лицом, узким лбом, тусклыми глазами, черными мозолистыми руками и в грубой одежде из звериной кожи. Если тот и другой сделают вам предложение, кого вы предпочтете?

— Разумеется, последнего, если при этих наружных недостатках будет в нем прекрасная душа.

— Это делает вам честь, Юдифь! Зато грубый и неотесанный мужчина будет глуп, если позволит себе мечтать о девушке, подобной вам. Могу вас уверить, что я, по крайней мере, не способен на такую дерзость.

— Кто же вам сказал, Зверобой, что вы неотесанны и грубы? Человек, изучивший книгу природы с таким усердием, как вы, вполне образован в глазах мыслящей женщины, способной отличить истинное просвещение во всех его формах. И, будьте уверены, такая женщина будет предана вам на всю свою жизнь.

— Вы, Юдифь, гораздо выше меня во всех отношениях. Неравенство в браке так же, как в дружбе, никогда не поведет к добру. Впрочем, я говорю об этом, как о несбыточной мечта, и совершенно убежден, что девушка с вашими достоинствами не унизится до брака с невеждою, подобным мне.

Юдифь устремила на него свои большие голубые глаза, как-будто желая прочесть затаенную мысль в глубине его души. Вскоре, однако, она убедилась, что он совсем не понимал настоящей сущности дела, и весь этот разговор о браке считал обыкновенным спором, не направленным к определенной цели. В эту критическую минуту с быстротою молнии возник в ее изобретательной голове смелый и совершенно новый план, обещавший, по ее мнению, блестящие результаты. Он заставил ее отложить этот разговор до другого, удобнейшего времени. Чтобы не слишком резко прервать начатую беседу, она поспешила ответить на последнее замечание Зверобоя.

— Вы слишком добры, дорогой друг, находя во мне небывалые достоинства.

— Не лучше ли нам прекратить этот разговор на эту ночь? — сказал Зверобой, взяв ее за руку. — Вы слишком взволнованы, и покой для вас необходим. Усните, и завтра поутру, я надеюсь, вас не будут тревожить мрачные мысли. Все, что сказано теперь между нами, останется вечною тайною для всех, даже для Чингачгука, от которого до сих пор я ничего не скрывал. Вы молоды и еще можете надеяться на лучшее будущее. С вашим проницательным и быстрым умом не мудрено выпутаться из всяких затруднений. При такой блестящей красоте, как ваша, девушка не имеет основательных причин жаловаться на свою судьбу. Не мешает отдохнуть и мне для возобновления сил на завтрашний день, может-быть, последний в моей жизни.

Говоря это, Зверобой встал со своего места, и Юдифь последовала его примеру. Когда сундук бы заперт, они расстались молча, пожав на прощанье друг другу руку. Юдифь пошла в свою комнату, а молодой охотник, накрывшись одеялом, лег на полу каюты, где и заснул минут через пять. Но Юдифь не спала долго. Она не знала, радоваться ей или печалиться, что разговор не достиг определенной цели. С одной стороны. ее женская деликатность была пощажена; с другой — исполнение ее заветной надежды было отложено опять на неопределенное время, и будущность представлялась ей в мрачном свете. Наконец сон невольно сомкнул ее усталые веки, радостные сновидения успокоили ее.