– Розки нет!!!

Толпа всколыхнулась единым вздохом. Те, кто уже вышел на дорогу, опрометью кинулись обратно. Сотня глаз тревожно всмотрелась в свинцовую муть. Илья, головокружительно выматерившись, бросился к морю, но медвежьи лапы Белаша удержали цыгана:

– Одурел, брат? Ещё не хватало и тебя хоронить!

Хоронить?! Застонав сквозь зубы, Илья остановился, не замечая, что стоит по пояс в воде. Волны хлестали в лицо, сбивали с ног. Роза… Роза… Где эта проклятая цыганка, остальные ведь приплыли уже… Всегда у неё всё не как у людей… Стой вот теперь и жди… хотя и ждать, конечно, уже нечего. Разве справится с этим бушующим киселём баба, когда мужики еле выгребли, у Спиро даже кровь пошла из-под ногтей от напряжения… Глядя в бурлящее море, Илья в который раз за вечер пытался вспомнить хоть какую-то молитву, но в голове было пусто.

– Белаш, как думаешь, выплывет? Выплывет?!

– Не знаю, дорогой. Молись. Всяко бывает.

Наверху, на лысом утёсе, сидел Митька. Сидел уже больше двух часов, намертво вцепившись в камень и глядя в море. И когда вдали появилась чёрная точка, он сначала тихо, почти не веря самому себе, сказал:

– Плывёт… – а потом закричал хрипло, отчаянно: – Люди, плывё-ё-ёт!!!

Едва передохнувшие мужчины вновь, как горох в суп, посыпались в море. Воспалённые от соли глаза следили за крошечной шаландой, которую волны несли прямо на камни – ближе, ближе, ближе… Митька скатился с утёса, кинулся было к морю, но Белаш поймал мальчишку и, не обращая внимания на яростные протесты и брыкание, отнёс подальше на берег. Толпа людей взорвалась криком, когда маленькая шаланда взметнулась на свинцовом горбе волны и перевернулась. Волны закипели людьми, человек тридцать цепью снова начали проталкиваться сквозь валы. Ледяная вода хлестала в лица, вертела, тянула в глубину. Стоя по грудь в этой солёной заварухе, Илья с ужасом смотрел на то, как над его головой с грохотом опрокидывается водяная гора. Огромная волна накрыла его, оторвала от дна, швырнула навстречу чему-то скользкому, бесформенному, потащила в море. Крепко обхватив это «что-то», Илья из последних сил рванулся к берегу. «Господи, не хочу тонуть! Господи, пронеси, согласен сегодня ночью дома умереть! Господи, да что я – каракатица морская?! Я цыган, Господи, нам на роду такого не написано…» Судорога свела плечи, руки, от холода ныли суставы, но со всех сторон к нему кинулись рыбаки, и последнее, что успел увидеть Илья, была оскаленная, рычащая морда Белаша.

– Да отчепись ты от неё, задушишь ещё! – словно сквозь сон Илья услышал чей-то голос, почувствовал, что его трясут, разжимают ему руки. Через силу он разлепил саднящие, словно в них насыпали песка, глаза. Было темно. Где-то рядом ревели волны. Вокруг плотным мокрым кольцом столпились рыбаки, кто-то подсунул горящий фонарь, и Илья увидел улыбающиеся лица.

– А где Роза? – силясь сесть, испуганно просипел он.

– Вот балда! – Белаш перестал его трясти. – Очнись, брат, ты её в руках держишь. Как ты бабу свою в этой каше выловил – зарежь, не пойму.

Роза лежала поперёк колен Ильи – неподвижная, с закрытыми глазами. Её юбка, порванная и мокрая, задралась выше колен. Машинально Илья одёрнул её. Стараясь, чтобы не дрогнул голос, спросил: