Я выразительно осмотрел свидетельницу, однако она не смутилась.
— Ну ладно, чаевые, это понятно, но когда каждый день новая шмотка — никаких чаевых не хватит! Ловко устроилась, сразу и не скажешь, что из деревни… Только не все коту масленица, пусть теперь подумает.
— Вы ее не любили?
— Ха, а чего ее любить? Кто она мне? Сестра, родственница? Заглаженное косметикой личико излучало нескрываемую злобу и тем запомнилось: если встречу — не ошибусь. Когда свидетельница вышла, я почувствовал облегчение.
Марочникова в назначенное время не явилась, зато Кобульян пришел минута в минуту.
Это был полный крепкий мужчина с близко посаженными глазами и мясистым носом.
Лицо его постоянно имело недовольное выражение — неудивительно при такой профессии. Сейчас его недовольству была еще одна причина.
— Не понимаю, что за моду взяли следователи — по каждому делу допрашивать! — брюзжал он. — Мало того, что в суд вызывают… Вам разве что-то непонятно в акте? Или есть какие-то сомнения? Нет, надо перестраховаться и еще допросить Кобульяна! Ну что я скажу нового, кроме того, что написал в заключении? Скажите, что?
Он обличающе наставил указательный палец.
— Может, что-нибудь и скажете, Гаригин Оганесович. Сами понимаете, читать бумагу — одно, а разговаривать с живым человеком — совсем другое, — миролюбиво произнес я. Характер у Кобульяна тяжелый, и излишне раздражать его не следовало. Впрочем, предугадать заранее, что может вызвать его раздражение, было невозможно.
— С живым человеком! — передразнил он меня. — Если бы мы требовали для работы живых людей, то как бы вы расследовали убийство?
Это уже был черный юмор.
— Распишитесь, что будете говорить правду, — холодно сказал я, переходя на официальный тон. — И расскажите о результатах исследования.
Кобульян тяжело вздохнул и, смирившись, начал рассказывать. Он почти слово в слово повторил все то, что написал в акте, и замолчал, ожидая вопросов.
— Скажите, вы ни на что не обратили внимания? Может, какая-то мелкая деталь, которой обычно не придают значения?
— Что увидел, то написал, все детали в акте!
Очевидно, по выражению моего лица эксперт понял, что перегибает палку, и продолжил более мягко:
— То, что убийца — здоровенный лоб, вы и так знаете, преступление раскрыто и он арестован, насколько мне известно.
— Подождите, подождите, Гаригин Оганесович, что значит «здоровенный лоб»?
— То и значит, что пробил грудную кость. Не из пушки же он стрелял! А средний мужчина так не ударит.
— А женщина? — подчеркнуто безразлично обронил я.
— Что женщина? — хмуро переспросил Кобульян.
— Женщина может так ударить?
— А у вас разве подозревается женщина? — оживился он.
Я промолчал.
— Определять, кто нанес удар, — не в компетенции эксперта, это задача следствия, — нравоучительно произнес Кобульян. — Но могу высказать свое неофициальное мнение: за двадцать лет работы я повидал всякого, но чтобы женщина могла так ударить — сильно сомневаюсь!
Эксперт понял, что вызван не зря, и настроение у него несколько улучшилось.
— И еще одно, — Кобульян взял со стола линейку и зажал ее в кулаке. — Обычно нож держат от себя, в сторону большого пальца, или к себе — в сторону мизинца.