– С устатку, – повторил он понравившееся выражение хозяйки.

Жена засмеялась:

– Опрощаешься, братец. Так сказать, припадаешь к корням… А еще надо мной посмеивался. Так скоро ты наденешь толстовку и будешь босиком бродить по полям.

– А хотя бы! – заносчиво произнес ученый.

– Иди-ка лучше кушать, а потом разберешь этот хлам.

После плотного обеда, состоявшего из ядреной окрошечки, стакана невероятно густой деревенской сметаны и доброго ломтя вкуснейшего хлеба домашней выпечки, Олегов ощутил, как сон наваливается на него, словно огромная пуховая перина. Захотелось прилечь – хоть где, лишь бы поскорей.

Можно прямо на прохладном полу, покрытом пестрым домотканым половиком. Однако Олегов нашел в себе силы, добрался до кровати, рухнул на нее и тут же провалился в бездонный колодец сна.

Пробудился он совсем настоящим дачником. Трудно даже было понять, как до сих пор он обходился без прелестей деревенской жизни. Так и живет человек, не подозревая, что счастье – вот оно, совсем рядом, бродит вокруг да около, нужно только ухватить его за павлиний хвост.

Однако пора было приниматься за дело. Егор Александрович подкрепился стаканом холодной простокваши и вышел из душного дома на свежий воздух. Семьи не наблюдалось, по-видимому, они снова отправились в лес. Тем лучше. Никто не будет мешать.

Он поставил сундучок на врытый во дворе гладко оструганный стол и откинул ветхую крышку.

Сверху лежало несколько припорошенных пылью тетрадей. Олегов перелистал некоторые. Все они были исписаны тем же аккуратным мелким почерком по-немецки. Он отложил их в сторону и занялся остальными вещами. Кроме тетрадок в сундучке имелись три книги, также на немецком языке. В одной из них, хотя и не имевшей переплета и форзаца, историк признал сочинение Гете. Две другие были ему незнакомы. Он принялся за дальнейшие поиски. Еще в сундучке имелись облупленная эмалированная кружка, алюминиевая ложка, зеркальце, бритва с костяной ручкой, ржавая и зазубренная.

Очевидно, если здесь и было что-то ценное, его прибрали хозяева – неожиданно дошло до Олегова. Он немного смутился. А что, собственно, он надеялся найти в этом ящике? Мешок с дублонами и пиастрами? Карту острова сокровищ? Олегов засмеялся. Он не замечал, что неподалеку, по ту сторону изгороди, стоит Анисья Трофимовна и с умилением смотрит на его высокую нескладную фигуру, на лысину и очки с толстыми стеклами. «Ученый», – шепотом произнесла хозяйка, и в ее тоне отчетливо скользнуло невольное уважение к советской науке и лучшим ее представителям в лице малахольного дачника. Кроме всего прочего, у Анисьи Трофимовны имелась дочка, которая на будущий год заканчивала одиннадцатый класс и мечтала стать учительницей.

«Да я для него… – думала хозяйка, – все что угодно, не то что этот вонючий сундук. Эх, будь я помоложе, очкастенький…» И, вспоминая свою бурную молодость, расчувствовавшаяся хозяйка удалилась.

Разочарованный историк в растерянности стоял перед столом, на котором был разложен извлеченный из сундука хлам. И все же он не сдавался. Ведь почти каждый мечтает найти клад. Он снова взялся за тетрадки.