— Лисенок, — шепчу, оторвавшись от груди, — хочешь, чтобы я тебя трахнул? Как тогда?

Замирает. Кажется, что даже не дышит. Уверен, пытается в темноте найти мой взгляд.

— Помнишь, как это было? — продолжаю я.

Она дергается, но я удерживаю ее. Остатки сознания не дают ей расслабиться до конца.

— Ты помнишь, как я трогал тебя? Вот так.

Просовываю руку между нами и ныряю в трусики. Слышу стон.

— А потом я трахнул тебя, Лисенок. И ты кончала. Помнишь? Кончала так, как никогда до этого. Ведь правда? Скажи мне.

Но она молчит. Только стонет в ответ на мои ласки. И тогда я прекращаю играть с ее клитором.

— Я прав? — спрашиваю. — Если ты соврешь, я отпущу тебя и больше никогда не притронусь к тебе вот так.

Опять провожу пальцем по клитору. Делаю несколько быстрых движений по плотному бугорку. И резко убираю руку.

Слышу разочарованный стон и потом:

— Да…

— Что «да», Лисенок? — хочу услышать от нее то, в чем уверен на сто процентов.

— Помню…

— Тебе понравилось?

— Да…

Что-то теплое разливается в груди, спускается вниз и заставляет член дернуться.

— Хочешь еще? — наклоняю ее голову и шепчу, уткнувшись в шею. — Я могу сделать так, что ты забудешь, как зовут тебя. Одно твое слово, Лисенок.

— Хочу… — тянет она.

— Хороший Лисенок, послушный, — отпускаю ее руки.

Потом тянусь к ее ушку и шепчу:

— У меня так стоит, что, если ты не освободишь его, то мне не в чем будет ехать домой. Давай, Лисенок, докажи, что хочешь.

Беру ее руку и кладу себе на ширинку. И такое ощущение, что член даже через толстую ткань чувствует тепло и нежность ее руки.

Сейчас она впервые дотронется до меня там.

— Смелее, — шепчу и рукой сжимаю грудь. — Помоги мне, Лисенок…

Она, наконец, пытается расстегнуть замок. Дергает его, но ничего не получается. Руки не слушаются ее. Не в силах больше ждать, рычу и сам быстро расстегиваю джинсы. Беру ее руку и просовываю туда.

— Возьми его, Лисенок. Почувствуй, как он хочет тебя.

Она несмело обхватывает член и вынимает его. Тяжело вдыхаю и выдыхаю.

Лисенок начинает пальцами исследовать член. Уверен, будь тут свет, то она с любопытством разглядывала бы его. Но я еще предоставлю ей такую возможность.

— Тебе нравится? — спрашиваю.

Не вижу, но уверен, что кивает.

Опять шепчу ей в ушко, как будто мы не одни в комнате:

— Сейчас он окажется к тебе. Как тогда, во Франции.

Пальцы на члене опять замирают. Опять задумывается? Неужели это воспоминание так сильно, что ничего на него не действует.

— Привстань, — подсказываю ей.

Сейчас мне хочется, чтобы она сама все сделала.

Лисенок послушно приподнимается на коленях.

— Отведи в сторону трусики, — говорю и целую грудь. — А теперь садись на него. Рукой направляй.

— Больно будет… — вдруг говорит она.

— Не будет, Лисенок, — успокаиваю ее. — Будет хорошо. Очень хорошо.

Слегка надавливаю ей на талию. Не могу терпеть. Головка уже касается влажных горячих складочек, но Лисенок так и не решается сесть. Тогда я сильнее нажимаю на нее и, наконец, член оказывается в ней.

Замираю от ощущений. Почему так хорошо? Это же просто дырка. Как у всех. Но почему именно в ней так сладко.