Такими были два главных изменения, происшедших с Нелепиным в последние дни. Ну, а третье изменение произошло в душе его. И хоть до этого изменения никому дела не было, понимал Василий Всеволодович: оно-то самое коренное и есть.

Нелепин, до приезда в Москву новой власти симпатизировавший, прираставший к ней помыслами, но в то же время трепетно относившийся и к возможным при таких поворотах событий народным бунтам, вдруг из вековечного противоборства власти и антивласти, из противостояния правых и виноватых выпал. Все! Конец! Власть больше его улыбкой не манила, духи восстания стонами не тревожили. Было это неожиданно и было непонятно....

Подворотня

Вечер желто-черный, вечер холодный разлился по городу, как прорвавшаяся желчь по брюшине, стал обдавать ядовито горящими брызгами дома, машины, людей.

Людей, спешивших к расположенной невдалеке станции метро, было еще много. И это было нехорошо. Однако, как только ребята вступили под арку, прохожих как ножом срезало. Все четверо - Гешек, Мальчик, Маца и Поц - были почти одинакового роста и одеты были схоже: в дутых курточках, в узких штанцах, с заплетенными и перехваченными сзади резинкой косичками. Правда, один из них - Маца - выделялся золотисто-веснушчатой полнотой. В последнее время ребята брали в огромном сером здании, которое они называли "Тетрагоном", газеты, потом, разделившись по двое, продавали в электричках. Но сегодня вечером звали их сюда во двор наискосок от газетного дома не для этого. Мальчики ежились, трусили. Они не знали, что их ждет, знали лишь, что позваны не для пустяков - для д е л а. Так сказал Гешеку человек, через которого они в "Тетрагоне" получали - по очень выгодной цене - газеты.

Ребята пришли на десять минут раньше. Человек, их позвавший, опаздывал. Не зная, как вести себя в ожидании д е л а, они расселись спинами друг к другу на краях сухого фонтана.

- Ждать будем, - зло сказал Гешек. - Глядишь - подвалит.

Прошло полчаса. Жизнь подворотни без остановки ковыляла вперед: ходили кругами теряющие нюх, с распухшими носами собаки, проплывали, как по воде, прозрачные от стыда и голодухи милиционеры, резко выдергивали специальным щупом из-под целлофанов пустые бутылки бомжи. За полчаса злость ребячья куда-то запропала, они расслабились и, еще не смея высказать вслух радость от того, что д е л а - т о никакого и нет, задышали свободней.

- Пошли, что ль, - грубо-утвердительно сказал Мальчик, угадав общее настроение. Гешеку - тонколицему, смуглому, с длинным косоватым ртом тринадцатилетнему огольцу - это не понравилось. Он резко дернул плечом, вмиг напряг жилистое тело. Мальчик, однако, тут же поправился: - Пойдем, Геш, а?

- Пошел бы я тебе. У, мамины слюнки! Ладно, щас пойдем, пивка попьем.

С тем, кого ждали, столкнулись под аркой, рог в рог.

- Отменяется, - жестким проволочным голосом сказал плохо различимый в темноте человек. - Жди звонка, - ткнул он средним пальцем правой руки Гешека в пупок и плотно повел пальцем вверх по животу. Гешек, подхалюзничая, коротко хохотнул. Человек развернулся и, не прощаясь, косолапо пошел из подворотни вон.