Я не верю, что стрелок испугался катящегося на него погрузчика. Скорее всего хотел убраться подальше, поскольку не видел, что я сделал с детонатором. Не хотелось ему оказаться в эпицентре взрыва.

Ко мне спешили встревоженные люди.

Таймер продолжал работать. Он лежал в дюймах от моего лица. Щелчок: одна минута.

Боль заметно ослабла. Но мне стало холодно. Очень холодно. На подземном уровне системы кондиционирования не было, работала только вентиляция, и тем не менее я замерзал.

Люди стояли рядом со мной на коленях, говорили со мной. Почему-то на иностранных языках, вот я и не мог разобрать ни слова.

Странно, пустыня Мохаве, и такой холод.

Я так и не услышал последнего щелчка таймера.

Сторми Ллевеллин и я перешли из тренировочного лагеря во вторую из трех наших жизней. Где нас обоих ждали великие приключения.

Главным образом романтические путешествия в экзотичестие места, встречи с удивительными людьми, в том числе с мистером Индианой Джонсом, который не признавал, что на самом деле он – Харрисон Форд, и даже с моей тетей Симри, удивительно милой женщиной, и, разумеется, с Элвисом.

Были, конечно, и другие, мы бродили в темноте, гремел гром, пахло кровью, вокруг сновали своры бодэчей, в компании которых бегала на всех четырех моя мать.

Время от времени я понимал, что Бог и Его ангелы смотрят на меня с неба этого нового мира. Их огромные, приятного зеленоватого оттенка, случалось, что и белые, лица нависали надо мной, лица, на которых я видел только глаза. Ни ртов, ни носов не было, это, конечно, могло испугать, но лица светились любовью и заботой, поэтому я всегда старался улыбнуться им до того, как все они вновь исчезали в облаках.

Наконец мозги у меня достаточно очистились от тумана, чтобы я адекватно оценил ситуацию: мне сделали операцию, а теперь я лежу в палате отделения интенсивной терапии в Центральной окружной больнице.

Следовательно, я остался в тренировочном лагере и еще не попал на «службу».

А за Бога и Его ангелов я принимал врачей и медсестер с масками на лицах. И Симри, которую я видел, скоре всего не имела ничего общего с реальной Симри.

Сестра, которая пришла в палату, отреагировав на изменения показаний на мониторе, регистрирующем сердечную деятельность, улыбнулась мне.

– Смотрите, кто проснулся. Вы помните, как вас зовут?

Я кивнул.

– Сможете назвать имя и фамилию?

Я и представить себе не мог, как ослаб, пока не попытался ответить. Едва расслышал собственный голос.

– Одд Томас.

Когда же она начала распинаться насчет того, что я – герой, и заверила меня, что теперь дело пойдет на поправку, я прошептал:

– Сторми.

Я боялся произнести ее имя. Боялся ужасных новостей, которые оно могло мне принести. Но имя это очень мне нравится, и как-то сразу полегчало, когда я сумел заставить себя его вымолвить.

Медсестра, должно быть, подумала, что я жалуюсь на сухость в горле, и предложила пососать кубик льда, но я решительно, насколько мог, покачал головой.

– Сторми. Я хочу видеть Сторми Ллевеллин.

Мое сердце ускорило свой бег. Я услышал мягкое и быстрое «бип-бип-бип