Уже дома за ужином он спросил у мамы, не найдет ли она для него случайно зеленого кожаного блокнотика с серебряными уголками. Она ответила, что такого у нее нет, однако, узнав, зачем он ему понадобился, вручила ему блокнотик в черной обложке.
– Несколько страничек из него вырвано, – предупредила она, – но все равно в нем еще достаточно места для множества цифр. А когда ты его до конца заполнишь, получишь другой. Я так рада, что вам нравится железная дорога. Только прошу: не ходите по путям.
– Даже когда мы идем поездам навстречу и можем сразу увидеть их издали? – полюбопытствовал Питер после того, как в молчании обменялся с сестрами взглядами, полными безнадежной тоски.
– Да. Совершенно категорически, да, – отрезала мама.
И тогда Филлис спросила:
– А разве сама ты, когда была маленькая, не ходила по железнодорожным путям?
Мама считала честность одним из важнейших качеств, поэтому ей пришлось тяжело вздохнуть и ответить:
– Ходила.
– Так я и думала, – с укором произнесла Филлис.
– Но, милая, вы же знаете, как вы мне дороги! – воскликнула мама. – Не переживу, если кто-то из вас пострадает!
– Но разве ты в нашем возрасте была меньше дорога бабушке? – продолжила Филлис. Бобби пыталась знаками заставить ее замолчать, но Филлис всегда в упор не видела знаков, какими бы выразительными они ни были.
Мама встала из-за стола, наполнила чайник водой и только потом ответила:
– Никому в целом свете не была я так дорога, и никто меня так не любил, как моя мама.
Она опять замолчала, и лицо у нее стало грустным, а Филлис получила под столом весьма ощутимый пинок ногой от Бобби, которой была совершенно понятна причина маминой грусти. Мама ведь сейчас задумалась не только о собственном детстве, когда была для своей мамы всем и могла прибежать к ней с любыми своими горестями. Бобби уже догадывалась, что и взрослым тоже порой очень хочется поделиться с мамами своими тревогами, и мама, наверное, этого очень хотела бы, если бы ее мама была жива. Но их бабушка, а ее мама, уже умерла, и она, разумеется, не могла вспоминать об этом без грусти. А заставила вспоминать ее Филлис, за что Бобби и пнула ее ногой. И Филлис, конечно, тут же громко осведомилась:
– Зачем ты меня пинаешь, Боб?
Мама невесело усмехнулась.
– Ладно уж, будь по-вашему, – выдохнула она. – Только сперва убедитесь наверняка, что идете по стороне встречного поезда. И не ходите по рельсам возле туннеля и близко от поворотов.
– Поезда, точно так же как кебы и остальной транспорт, держатся левой стороны[1], – солидно произнес Питер. – Значит, если мы будем ходить по правой, то всегда только навстречу поезду.
– Молодец, – похвалила мама.
Полагаю, многие посчитают, что она не должна была уступать. Но ведь ей вспомнилось время, когда сама она была девочкой, и она уступила. И ни дети ее, ни кто-либо вообще в этом мире не смогут понять, чего ей стоило согласиться с ними. Разве очень чутким натурам, вроде таких, как Бобби, станут ясны ее чувства, да и то не совсем.
А на другой день маме пришлось лечь в постель. Голова и горло у нее страшно болели, руки были горячие-прегорячие, и есть она ничего не могла.