— Мика-а! Мика-а! — услышал его величество отдаляющийся голос супруги. Вот же ч-черт, не уследил. Толпа отдаляла ее от него все дальше и дальше с каждой секундой, вынося ее прямо под огонь катайских солдат.
— Алике! Я сейчас!
Император попытался рывком вклиниться в эту бездумно прущую вниз, как на убой, в панике, падающую, встающую, бегущую по телам упавших, толпу, расталкивая всех этих спешащих к выходу придворных руками и даже помогая особо ретивым ручкой парострела, но добраться сквозь человеческую массу до удаляющейся от него императрицы ему не удалось. Неслыханное действо. И самого чуть не затянула воронка давки. Из толпы в последний момент императора выдернула пара знакомых гвардейцев, которая бок о бок с ним палила в катайцев на балконе.
— Ваше величество, туда вам нельзя. Давайте назад! Отходим! Верхом пройдем.
— Там моя Алике! Надо вытащить ее оттуда!
— Мы не сможем! Вас убьют! Нас мало сил! Катайцы вот-вот займут всю лестницу. А у нас приказ вытащить вас отсюда.
— Там Алике! — тупо повторял, крича, тряс за грудки солдата его высочество.
— Государь, на все воля божья. Авось государыню пронесет. У нас приказ вас спасти. А их слишком много! Надо пробовать пройти другим входом.
— А как же все эти люди? — тягостно молвил, словно очнувшись, государь: — Мы же не бросим их.
— Уходим, ваше величество. Иначе мы уведем вас силой.
— А мои дети?!
— Дети вышли отсюда раньше! Их нет тут. Уходим!
— Алике! Я найду тебя! — закричал вниз его высочество, в этот момент больше бывший обыкновенным любящим семью мужчиной, чем императором. — Ведите сволочи!
— А ну расступились! Назад! Всем назад! — и пара крепких семеновцев, действуя своими локтями как тараном, совершенно не обидевшись на отправленные в их адрес слова, принялась расталкивать людей, давая императору за собой возможность пройти.
Бросив на лестнице придворных и офицеров, палящих в катайцев, троица вернулась обратно в залы. Гвардейцы вели новым маршрутом. В очередном большом зале из правых боковых дверей навстречу вышло трое смутно ему знакомых мужчин в богатых костюмах, перерезая им путь вперед.
Гвардейцы, почуяв тревогу, взвели на изготовку парострелы, готовясь выстрелить по первому слову государя:
— Расступились! Император идет.
— Нет, ваше величество. Вы уже никуда не идёте. Все уже. Пришли!
— Кто посмел рот открыть? Зашибу!
— Не зашибешь! Слаб ты нынче.
— Что-о? Да ты что? Государя поносить? Хулу возводить вздумал? Да я тебя в острог! Больно смелы стали. Кто такие?
— А ты вспомни. — один из них оскалился.
— Что-то не упомню, но больно рожа мне твоя знакомой кажется! Ах, да! Да-да! Точно! Демидский ты. Да, верно, с Отяевым-младшим спор ваш разбирал. Дай пройти, разбираться с тобой мне нынче недосуг! Дорогу, а не то! — его величество кивнул охране, уже приготовившейся палить.
— Не напужаешь. Говорю же, конец твоей власти. Хватит, поцарствовал.
— Что? Это кто там пищит? Кто тут блеять изволил!? — государь попеременно показывал пальцем на этих людей, от волнения сжимавших кулаки, в которых угадывались зажатые в них родовые перстни.