Возле магазина людей, слава Богу, не много было, в основном бабы, да пенсии мужского роду человек пять. Освободители, представители, так сказать, новосамоназначенного государства: в камуфляже с автоматами по деловому зашли в магазин, скрутили продавщиц и провели освобождение магазина от продуктов питания, алкоголя и денег. Продавщиц в качестве трофеев защитники (видать для лучшей защиты) взяв на мушку автомата построили возле УАЗика. Девчонки стояли бледные, но молча, не истерили, сжав губы, слезы тихо капали на землю.
Редких покупателей заботливые мирные военные с мирным триколором мирного государства на рожках мирных автоматов положили в магазине лицом в пол, видать для безопасности защитников. Пенсию в лице пяти дедов не тронули. Деды остались сидеть под ясенем, где у них генштаб -стол и лавки для посиделок. На их лицах вообще ничего не отразилось — камень.
- Слышь, хлопчик, — обратился Петрович к военному, охраняющему женщин и поглядывающего в глубь освобождаемого магазина, — а ты хто?
- Я вас защищать приехал. Мы — армия, которая вас защищает! — четко по форме отрапортовал военный.
- А ото понятно, шо армия, не понятно от кого защита така организувалась? Шо, опять немцы напали?- с прищуром, похожим на взгляд снайпера в прицел снайперской винтовки, продолжил Петрович.
- Мы вас защищаем от укров, нациков и Правого Сектора, которые хотят вас отдать в рабство Америке.
- Тю, сынок, — отозвался второй Петрович, — та яке рабсто, ми ж тоби не рабыня Изаура, мы ж уже все, нагрузка государству, нас Америка даром не возьмет ни в рабство, ни на оте органы. А ты, родненький из видкиля приїхав на защиту отечества? Зовут-то тебя как?
- Ага, — вступился Егор Иванович, — если защитник, чего автоматом машешь, баб пугаешь, давай по форме знакомится, ты ж, засранец, мене у внуки годишься, а автоматом мне машешь тут.
Деды пошли в наступление. Военный, видать обалдел, почувствовал себя как-то неуютно при виде боевой пенсии, медленно к нему приближающейся.
- Ваня, я, вернее, Иван. У меня тоже дед воевал, — попытался скрыть свою внутреннюю неуютность и нарастающую неуверенность защитник, выставив вперед вируального геройского деда.
- Оце Иван, правильно, шо деда помнишь, шо дед у тебя геройский был, правильно. Он, Петрович, тот воевал, а мы, не, мы — дитя войны. Я работал на заводе, Иваныч, самый молодой у нас, 43-го года, сиську совав у вийну, но геройсько так, да, Иваныч. От дед, твой, когда Берлин брав, наверно, ему кричали, Иван-освободитель идет, а Вань?
Парень опустив автомат уже в окружении пенсии, забыв за двери магазина, которые он, по-видимому, должен был прикрывать, за врученных ему продавщиц-заложниц, пардон, освобожденных. Что-то пытался парировать пенсии. Ага, щас! У нас, между просим, в генштабе пенсия политически грамотная, подкованная с твердым моральным духом.
- Ну, да, — начал мямлить защитник, — дед, тот ого-го.
- А ты на деда-то похож? — начали допрос военного стратеги, плотнее сжимая кольцо.
- Да, — гордо молвил боец, и даже как-то расправил плечи, — мы с дедом фактически одно лицо, — меня в честь деда называли Иваном.