Он повернулся и направился к ожидающему ДС-4. Ван Клееф выровнял самолет в начале полосы и, не выключая двигателей, наблюдал сквозь мглу, как вислоносый силуэт «Супер Конни» загромыхал по полосе, задрал нос кверху и, наконец, оторвался от земли. Бортовые огни самолетов не зажигались, но сквозь стекло кабины своего «Дугласа» африканеру удалось различить очертания трех вертикальных стабилизаторов «Констеллейшн», мелькнувшие над кронами пальм в южном направлении, прежде чем исчезнуть в гостеприимной пелене облаков. Только после этого он направил ДС-4 с его писклявым хныкающим грузом вперед, к месту старта.
Прошел почти час, прежде чем Ван Клееф приказал своему второму пилоту включить свет в кабине. Час шараханий из одной гряды облаков в другую, выныриваний из укрытия и бешеной гонки сквозь редкие перистые облака в поисках более надежной защиты, час постоянного страха быть обнаруженными на залитом лунным светом небосклоне каким-нибудь блуждающим МИГом тянулся долго. Только когда Ван Клееф убедился, что летит над заливом, оставив берег далеко позади, прозвучало разрешение включить свет.
Из темноты возникла загадочная картина, достойная кисти Доре в период депрессии. Пол салона был сплошь устлан замаранными пеленками, в которые час назад завернули их содержимое. Само содержимое свертков копошилось двумя рядами вдоль бортов грузового салона. Сорок младенцев, худых, сморщенных, с выпученными от недоедания рахитичными животами.
Сестра Мария-Жозеф поднялась со своего сиденья рядом с кабиной пилота и двинулась вдоль ряда заморышей, ко лбу каждого из которых была прилеплена полоска из пластыря, чуть ниже уровня волос, давно приобретших красно-коричневый оттенок в результате анемии. На пластыре шариковой ручкой сообщалась информация, необходимая для сиротского приюта под Либревилем. Имя и номер, больше ничего. Побежденным большего не полагается.
В хвосте самолета сощурившиеся от света наемники наблюдали за своими попутчиками. Им доводилось видеть это раньше. Много раз за последние месяцы. Каждый испытывал неприятное чувство, но не подавал вида. Ко всему можно привыкнуть в конце концов.
В Конго, Йемене, Катанге, Судане – везде одна и та же история. Везде дети. И нигде ничего нельзя с этим поделать.
Поэтому, поразмыслив, они достали сигареты.
Освещение салона позволило им рассмотреть друг друга впервые после вчерашнего захода солнца. Форма была в пятнах от пота и красной африканской грязи, лица измождены. Командир сидел спиной к двери туалета, вытянув ноги вдоль фюзеляжа, лицом к кабине пилота. Карло Альфред Томас Шеннон, тридцать три года, светлые волосы стрижены под бобрик. Чем короче волосы, тем в тропиках удобней – пот стекает легче, и насекомым некуда заползти. Прозванный благодаря своим инициалам «Котом»,[4] Шеннон был родом из графства Тюрон в провинции Ольстер. После того, как отец отослал его учиться в непрестижную, но частную английскую школу, ему удалось избавиться от северо-ирландского акцента. После пяти лет службы в Королевском морском десанте он демобилизовался, решив попробовать себя на гражданском поприще, и шесть лет назад оказался в Уганде в качестве служащего одной лондонской торговой компании. Однажды солнечным утром он тихо захлопнул свой гроссбух, уселся за руль «лендровера» и покатил на запад, к конголезской границе. Спустя неделю завербовался в качестве наемника в Пятый отряд Майка Хоара, в Стенливиле.