— Да, сказка моей любви определенно закончилась. На самом деле это произошло много лет назад, и я об этом знала, но по-настоящему не понимала. — Она помолчала и горестно посмотрела в свою чашку. — Я знаю, что Лукас тебе никогда не нравился, но я его по-настоящему любила. Я даже ухитрялась находить оправдание тому, что он меня бьет. Он всегда умолял простить его и говорил, что любит меня, — во всяком случае, так он поступал раньше. И я убеждала себя в том, что виновата во всем сама, что я должна быть немного лучшей женой, немного лучшей любовницей и немного лучшей матерью, чтобы ему не приходилось меня бить. — Анна ответила на невысказанный вопрос Эрики: — Да, я знаю, насколько невероятным это может показаться, но я была чертовски изобретательна, обманывая саму себя. И потом, он был хорошим отцом Эмме и Адриану, и в моих глазах это многое извиняло. Я не хотела лишать детей отца.

— Но что-то случилось?

Эрика хотела помочь Анне высказаться, она видела, как трудно ей говорить: от этого страдала ее гордость, а Анна всегда была очень гордой и всегда очень неохотно признавалась в своих ошибках.

— Да, случилось. Вчера вечером он набросился на меня, как обычно. Правда, последнее время он делал это заметно чаще, но вчера… — Голос сорвался, и Анна сглотнула пару раз, чтобы не заплакать. — Вчера это случилось с Эммой. Он совершенно взбесился. Эмма вышла из своей комнаты, а он не смог остановиться. — Анна опять проглотила комок. — Мы поехали в больницу, и там нам сказали, что у нее трещина в руке.

— Я полагаю, заявление на Лукаса уже в полиции?

Эрика почувствовала, что от злости все внутри у нее сжалось и продолжает сжиматься все сильнее и сильнее.

— Нет. — Слово прозвучало почти неслышно, и слезы потекли по бледным щекам Анны. — Мы сказали, что она упала с лестницы.

— Но, боже мой, неужели они в это поверили?

Анна криво усмехнулась:

— Ты ведь знаешь, каким очаровательным может быть Лукас. Он напрочь заговорил обоих врачей и медсестру, и они начали его жалеть почти так же, как Эмму.

— Но, Анна, ты должна заявить на него в полицию. Ты не можешь позволить ему остаться безнаказанным.

Она посмотрела на свою плачущую сестру. Сочувствие боролось в ней с яростью.

Анна съежилась под ее взглядом:

— Это больше никогда не случится. Я за этим прослежу. Я притворилась, что слушаю его извинения, а потом, как только он ушел на работу, сложила вещи в машину и уехала. Я не собираюсь к нему возвращаться. Лукас больше не причинит зла детям. Но если я заявлю на него в полицию, то власти наверняка подключат социальную службу, а они могут лишить родительских прав нас обоих.

— Но Лукас никогда не позволит тебе беспрепятственно забрать детей, Анна. Если не будет заявления в полицию и расследования, то как ты, например, собираешься объяснить, почему ты должна воспитывать детей одна?

— Я не знаю, не знаю, Эрика. Я не могу об этом сейчас думать, но я была обязана уйти от него. Остальное решится потом. Ты не выгонишь меня, пожалуйста?

Эрика поставила свою чашку на стол, поднялась со стула и подошла к сестре. Она гладила Анну по голове и успокаивающе шептала: