— Здравствуй, Аксель. Не знаю, помнишь ли ты меня, но я у тебя училась в школе. Эрика Фальк.

Он покопался в памяти. Так много лет и так много детей. Мало-помалу у него начала вырисовываться картинка: маленькая светловолосая девочка, которую он знал. Да, точно, дочь Туре.

— Не могли бы мы немного поговорить?

Она вопросительно смотрела на него в щель между дверью и косяком. Аксель глубоко вздохнул, сбросил дверную цепочку и пригласил ее внутрь. Он постарался не думать о том, какую прорву неизвестных организмов она принесла с собой в его стерильный дом. Он показал на полку с обувью, чтобы она не забыла снять ботинки. Она любезно согласилась и даже сбросила куртку. Для того чтобы ее грязь не разнеслась по всему дому, он проводил ее на веранду, где стояла плетеная мебель. Она села на диван, и он напомнил себе не забыть постирать подушки, как только она уйдет.

— Много времени прошло.

— Да, если я правильно подсчитал, прошло двадцать пять лет с тех пор, как ты ходила в мой класс.

— Да, совершенно верно. Годы пролетают быстро.

Акселя раздражал этот ничего не значащий разговор, но он заставлял себя сдерживаться. Он хотел, чтобы она как можно скорее добралась до причины, которая ее сюда привела, закончила побыстрее и оставила его в покое. Ему было совершенно непонятно, что ей могло от него понадобиться. Столько учеников сменилось за эти годы. До сих пор он был избавлен от посещений кого-либо из них, но теперь перед ним сидела Эрика Фальк, а он ерзал, как на гвоздях, в плетеном кресле напротив и горячо желал, чтобы она исчезла. Его глаза все время останавливались на подушке под ней, и он буквально видел, как все бактерии, которые она притащила с собой, украдкой сползают с нее на софу, а потом расползаются по полу. Выстирать подушку будет совершенно недостаточно — ему придется вымыть и дезинфицировать весь дом, когда она уйдет.

— Тебе наверняка интересно, почему я здесь.

Он кивнул в ответ.

— Ты, должно быть, слышал, что Александра Вийкнер была убита.

Он об этом слышал, и это подняло на поверхность вещь, которую большую часть своей жизни он прятал. Сейчас он желал еще больше, чтобы Эрика Фальк поднялась и вышла за дверь, но она осталась сидеть. И у него возникло детское желание закрыть уши руками и громко загудеть, чтобы заглушить и не слышать слова, которые она собиралась сказать.

— У меня есть свои причины интересоваться Александрой и ее смертью, и я бы хотела задать тебе несколько вопросов, если можно.

Аксель закрыл глаза. Он знал, что рано или поздно этот день придет.

— Да, пожалуйста, спрашивай.

Он не стал задавать вопросов, почему она пришла расспрашивать об Алекс. Если она хотела знать это для себя, то имела полное право. Ему было неинтересно. Она может задавать свои вопросы сколько угодно, но нигде не сказано, что он должен отвечать на них. Одновременно, к своему удивлению, он чувствовал острое желание все рассказать этой светловолосой женщине, сидящей перед ним. Избавиться от всего, что он держал в себе двадцать три года. Это отравило его жизнь. Словно дьявольское ядовитое семя, глубоко засевшее внутри его совести, оно потом начало медленно разрастаться и отравлять его тело и сознание. В минуты просветления он понимал, что это и лежало в основе его мании чистоты и его еще большего страха перед всем, что угрожает его способности контролировать ситуацию. Эрика Фальк могла спрашивать все, что хотела, но он должен взять себя в руки и побороть желание рассказывать. Если он хотя бы дотронется до этого, то поднимется такая пыль, что может разрушить всю защиту, которую он тщательно выстроил вокруг себя. Этого не должно случиться.