— Здесь множество рыб, — опередил он ее вопрос, — причем самых немыслимых оттенков, и я не знаю, как они называются. Я говорил тебе, это самая прекрасная ванна, какую я когда-либо видел. А буквально в десяти ярдах отсюда начинаются коралловые рифы. Там такое буйство красок! Хочешь, сплаваем туда прямо сейчас?

— Нет! Не сегодня! — крикнула Анна и поплыла к берегу.

Несколько минут спустя они уже сидели на песке. Анна уже успела надеть трусики и даже набросила на плечи блузку.

— Ты права, так будет лучше, — прошептал он, — они тут изголодались...

— Так же, как и я, — ответила Анна, улыбнувшись.

Она сходила к солдатам и вернулась с зажженной сигаретой.

— Мне захотелось покурить.

— Ты иногда совершаешь необдуманные поступки, — вздохнул он. — Неужели ты не понимаешь, что сегодня вечером в «Кросс Спайкс» эти парни за бутылкой пива будут описывать приятелям твои груди? И мечтать о том, как... как же они тебя назовут... как они «уложат эту классную телку, ассистентку доктора Бредфорда». Здесь не выбирают выражений...

— Ну и что, — прервала его она. — Разве тебе это мешает?

— Что? — спросил он удивленно.

— То, что они будут болтать?

— Нет!

— И мне нет. Так в чем же дело? — Она с улыбкой затянулась сигаретой. — И все-таки, Эндрю, как ты оказался здесь?

Он встал и натянул брюки. И, не садясь обратно на песок, сказал:

— То, что ты попала сюда, — случайность. Вместо тебя здесь должен был быть Стэнли. Но он сейчас не в состоянии рассуждать здраво. А ведь такой случай выпадает одному из миллиона... Впрочем, это его жизнь, пусть поступает, как знает. Этот старый еврей из «Таймс» от тебя без ума. Он поручился за тебя в Вашингтоне. А у него связи везде, даже, наверное, у самого господа Бога. Он поклялся, что ты справишься. Говорил, что ты способна видеть такие вещи, о существовании которых интеллигентные люди даже не догадываются. Что кадры, которые ты снимаешь, могут и растрогать и рассмешить до слез. Что ты поражаешь сюжетом, а потом оказывается, что сюжет — второстепенен, главное в другом. Что ты способна увидеть красоту растоптанного башмака, что ты обладаешь наивностью ребенка и мудростью пожилой женщины. Так сказал Артур, а он сейчас большой авторитет в американской прессе. Еще он говорил, что ты не отвернешься, если в твоем присутствии будет происходить нечто ужасное, и не закроешь глаза, если случайно станешь свидетелем интимной сцены. После той ночи на скамейке в парке я тоже знаю: ты их не только не закроешь, а напротив, распахнешь еще шире. Ты здесь единственная, кто не имеет американского гражданства, но благодаря связям Артура, проблемам с беременностью Дорис, из-за которой мой брат потерял рассудок, и своему несомненному таланту ты оказалась тут. В Америке много фотографов, Анна, но чтобы сравниться с тобой, им следует еще многому научиться. Так считают не только в редакции газеты «Нью-Йорк таймс».

Анна встала. Ее бросило в жар — то ли от солнца, то ли от всего того, что он сказал. Она сбросила блузку и снова пошла к солдатам под пальмы, а вернулась с несколькими сигаретами и коробком спичек.