Мэри страшно побледнела; она чувствовала, что если он опять начнет на нее кричать, она не выдержит и зарыдает, а он почувствует свою власть над ней. Это будет полным поражением. Чтобы этого не случилось, она несла, что приходило на ум, уже не могла сдержаться, кричала и угрожала ему, а жалкий вид тетушки придавал ей силы. Как ни странно, эта вспышка произвела впечатление на Джоза: он сразу как-то обмяк.

— Вот это да, — произнес он. — Прекрасно сказано, в самом деле. По крайней мере, знаешь, с кем имеешь дело. Кошечка не любит, чтобы ее гладили против шерсти. Ха, ха! У нее острые коготки, оказывается… Это мне даже нравится, это мне подходит. Да мы с тобой очень похожи, больше, чем я думал. И если уж придется вести игру, это будет обоюдная игра. Возможно, в «Ямайке» для тебя найдется и такая работа, которую тебе еще не приходилось делать. Мужская работа, Мэри Йеллан. Тебе придется играть со смертью, дорогая.

Мэри услыхала, как тетушка за ее спиной тяжело дышит.

— О, Джоз, прошу тебя, прекрати! Умоляю тебя!

В ее голосе была такая мольба, что Мэри с удивлением обернулась: тетя Пейшенс вся подалась вперед и делала мужу знаки, чтобы он замолчал. Ее всю трясло, в глазах застыл ужас. Это еще больше напугало Мэри — ее начало лихорадить, она чувствовала себя совсем разбитой. Что привело тетушку в такую панику? Что собирался сказать Джоз Мерлин? Она поняла, что не успокоится, пока не получит ответ, несмотря на сдерживавший ее страх. Джоз нетерпеливым жестом остановил жену и указал ей на дверь.

— Иди спать, Пейшенс, — сказал он. — Мне надоело смотреть на тебя, уродину. Мы с этой молодой леди вполне понимаем друг друга.

Женщина беспрекословно поднялась из-за стола и направилась к двери, в глазах ее застыло отчаяние. Шаги уже звучали на лестнице. Джоз и Мэри остались одни. Он отпихнул свой стакан и тихо положил локти на стол.

— У меня есть одно слабое место, и я тебе признаюсь в этом, — сказал он. — Это спиртное. Это мое проклятие, я знаю. Я иногда не могу остановиться. Когда-нибудь это меня доконает, и поделом. Иногда меня подолгу не тянет к вину, я пью в меру, вот как сегодня. Потом вдруг на меня находит, и я пью часами подряд. Тогда я чувствую себя всесильным, неотразимым, испытываю такое блаженство, словно на меня сошла божья благодать. Во мне появляются силы, и я мог бы повелевать миром. Это ад и рай. В эти минуты меня прорывает, развязывается язык, и я могу выболтать все свои секреты. Тогда я запираюсь в своей комнате, выкладываю в подушку все, что у меня накопилось на душе. Твоя тетушка меня запирает. А когда трезвею, то стучу в дверь, и Пейшенс меня отпирает. Об этом никто не знает, кроме нас двоих. Теперь об этом знаешь ты. Я тебе рассказал, потому что я немного пьян и не могу держать язык за зубами. Но я не настолько пьян, чтобы совсем не соображать, чтобы открыть тебе, почему я живу в этой глуши и держу таверну «Ямайка».

Голос Джоза стал сиплым, он говорил почти шепотом. Торф догорал в печи, и длинные тени поползли по стенам кухни. Свечи тоже догорали, и в тусклом свете тень от огромной фигуры Джоза Мерлина на потолке казалась зловещей. Он ухмыльнулся и состроил рожу.