Толик, которому все равно делать было нечего возле молчавшей трубки, заглянул через дружеское плечо.
- Даже карта есть. Классический расклад: сам городишко в излучине, заречье, еще в стороне посад на отшибе. Чего там написано?
- Не так и много. Ландшафт холмистый, тайга. Лоси, кабаны, косули. Водился соболь, сейчас вымирает. А вот и история. Древнее городище на берегу Ирхая, чье городище - неизвестно, бронзовый век. Так. Вот и наши появились: "в 1590-м году атаман Федор Чур пришел на реку Ирхай и покорил племя тупхкарей под высокую руку государеву". Операция явно оказалась непростой - с той поры о судьбе тупхкарей ничего не слышно, да и здесь не написано.
- Типичный пример радикальной ассимиляции. Надо бы проверить: в этом городишке слово "Чур тебя!" является угрозой или шуткой.
- Так. Крупный пожар, статус уездного центра. 1771 год - капитан Мейендорф с полуротой инвалидной команды отстоял острог от пугачевского атамана Дудака. Первый пароход на Ирхае, ветка от Транссиба. Ученый российского значения - лингвист Машенькин, записывал старобрядческие предания, создал словарь эвенкийского языка. Еще есть ВИПы? Большевик Дыбальский, сослан в 1914-м году в Ирхай за антивоенную пропаганду. После Октября создал местную Красную гвардию и возглавил местное же ЧК. В 1919 году замучен колчаковскими войсками.
- Надеюсь, зверски, - заметил Толик.
- Вот и сегодняшний день. Триста десять тысяч и пятьсот три жителя второй по величине город в области. Промышленность: Завод "Красный каток", ЦБК, завод по производству строительных материалов. Театр драмы, два кинотеатра, дом культуры от "Катка", филиал Омского университета, педагогическое училище. Достопримечательности: собор Иоанна Крестителя сейчас в нем загс, развалины острога. Памятники: Иннокентий Машенькин, Владимир Ленин, бюст большевика Дыбальского. Благодаря деятельности городской администрации, экологическая обстановка за последние восемь лет значительно улучшилась.
- Это надо понимать так: промышленность заглохла и в Ирхай не течет ничего опаснее городских фекалий. Я полюбил заочно этот несчастный городок. У меня уже возникло желание отправиться туда, чтобы спасти от вымирания остатки соболя и работяг "Красного катка".
В эту минуту его московский собеседник наконец-то обратил на него внимание. Уздечкин слушал внимательно, прижав трубку к уху.
- Когда? Понял. Через Омск? Все, до встречи.
Толька повесил трубку - на столе без дела пролежала минут десять.
- Ну вот, завтра вылетаю в Ирхай. По коням, хлопцы.
На обратном пути друзья зашли в циничное заведение "От заката до рассвета" и сделали еще по две кружки "Невского" под портретом бен Ладена. Пили уже не за прибытие корсара в родную гавань, а в честь завтрашнего отплытия. Толька обещал привезти в родную редакцию мемориальную доску с именем большевика Дыбальского. Потом Уздечкин позвонил какой-то второстепенной знакомой и начал рассказывать о недавно покинутых волжских просторах, улавливая повод для визита. Олег прикончил кружку одним глотком, вставая сжал Толькины пальцы, двинулся к выходу, перепрыгивая вытянутые ноги. О том, что он так и не одолжил баксовую сотку, Олег вспомнил, лишь входя в метро.