- Никто не потревожит, обещаю, - уверенно сказала Юля. - Быстро в машину. И домой. Что делать - представляю, тебе лишнее спасибо. Только дай мне этих ампул. Не бойся, наркоманкой я не стану.
Гришин и Олег заговорили о съемке, о необходимости зафиксировать повреждения. Юля так на них зыркнула глазами в полутьме, что разговор прекратился. В эту минуту, Юля вела себя как дикая кошка, только что вытащившая из огня своего котенка.
* * *
Юля и Антон оказались на заднем сидении машины - один охранник на переднем, другой, как и ребята, разместились по прочему транспорту. Анестезия подействовала минут через пять, и тут Антона просто прорвало. Он плакал, рыдал навзрыд. Его лицо вздрагивало в Юлиных руках, а очки впервые расстались с носом, и Юля не смогла сразу их найти.
- Меня же никогда не пороли-ии! Мама хотела выдрать в пятом классе, я ей сказал: выпорешь - убегу. Она поверила. Я не знал, что так больно. Не знал, что буду орать. А ты все видела и слышала!
- Делов-то, - сказала Юля. - Будто меня никогда не драли. Нашел себе принцессу! Не веришь? А ты посмотри, какая я хорошая дочка. Не курю, не колюсь, с парнями не вожусь. Почти.
Ошеломленный этим Антон прекратил истерику и как-то очень быстро нашел очки.
- Дай телефон. А, забыл, ты его выкинула. Как позвонить бы?
Юля взяла мобильник у шофера, протянула Антону. Тот набрал номер.
- Алло. Тетя Клава? Простите, что разбудил. Я тут с друзьями, короче, загулял. Позвонить вечером не смог. Все в порядке, утром позвоню. Что? Согласен! И с тем, что бить меня надо, и с тем, что некому. Такая, понимаешь, судьба: так и останусь непоротым до конца жизни. Спокойной ночи, дорогая тетя!
Это был прежний Антон, с которым ничего не случилось за три последних часа.
* * *
Когда Олег, Гришин и начальник охраны вернулись в Пансионат, там уже полчаса как творилось невообразимое, несусветное и неописуемое. Савушкин опять приехал с презентом - на этот раз с подарочной бутылкой "Джонни Вокера", вместимостью в восемь литров. "Это наш переходной подарок в Ирхайске, - говорил он. - Эта бутылочка была одна на город, ее года два назад кому-то подарили, пить не стали, через полгода опять подарили, потом опять, а месяц назад мне. Я завернул в кабинет, ее захватил. Еще жене позвонил, чтобы не скоро ждала". Куклинс предложил оставить бутылочку на двадцать пятое, но Савушкин отказался. "Ладно, двадцать пятое, мы его сегодня сделали". "Ты лучший мужик в этом городе, - орал уже пьяный Егорыч, имевши дурную привычку глотать виски взахлеб, да еще из пивной кружки. Мы этого козла сегодня сделали!"
Боевой клич "сделали!" стал главным в этот вечер. То Савушкин взахлеб рассказывал про дебаты, то Олег про подвиг Гришина. Бутылка стремительно пустела; Куклинс к удивлению всех вытащил бутылку коньяка из своей заначки, а Толик притащил недопитую горилку.
- Ну, ребята, ну, как мы его! Как мы его, - повторял Савушкин. Он сорвал галстук, с пяти шагов, как лассо, набросил его на монитор, избавился от пиджака и даже собрался на нем плясать, правда, передумал.