Дорогой Вася Пупкин. Я помню те времена, когда каждому юноше предлагали только одну политическую позицию, а все остальное считалось развратом и преследовалось в уголовном порядке; фригидные же тетки утверждали, что политики у нас нет. Эти времена прошли. Ты сам выбираешь за кого засунуть. Так иди же смело и суй.

Это была коллективная истерика. Олег сам не понял что случилось с людьми. Гречин свалился на диван. Владимир Галактионович держался за живот. Гулин извивался в конвульсиях, схватившись за стол. Елкова прыгала в кресле. Капитан корчился, не вынимая трубки изо рта. Куклинс беспрерывно хихикал. Котелков ухмылялся во весь рот.

Истерический смех продолжался минут пять. Никто не заметил, как открылась дверь, и на пороге появился Савушкин. Как и во время прошлого визита, в правой руке у него был пакет с фруктами, а в левой - бутылка коньяка.

- Вот, заехал на прощальный ужин.

Савушкин, не меньше Олега удивился реакции на свои слова. Все повалились опять.

Первым пришел в себя Владимир Галактионович. Он, откашлявшись подошел к Савушкину и сказал:

- Извини, Ваня. Просто, люди много работали и мало спали. Вот и смеемся непроизвольно.

- А чего извиняться? Я же пошутил, - сказал Савушкин. - Миша, это к тебе тоже относится. Я... Я пошутил, извини. А коньяку принес мало, потому, что надо дальше работать. Это так, для тонуса.

- Кстати, - сказала Елкова, - телевизор включите, кто поближе. Сегодня же дебаты. Батька с нашим Дикиным.

Телевизор включили.

"- Слушай, ты, что, вообще не можешь без демагогии?

-Так я же, Петрович, записной демагог, ты же мне это уже лет десять повторяешь. Знаешь, что я хочу сделать? Я хочу извиниться за демагогию?

Батька пристально глядел на Валенсу, как удав на другого удава, неожиданно выскочившего из-за кустов. Конечно, в этом взгляде нашлось места и досаде, и гневу, но все же больше всего в нем было злобного удивления: что же мне с ним делать? Назад ползти не позволяет гордость, вперед ползти не позволяет противник, а проглотить - не проглотишь.

- Ты не смотри на меня, как Маяковский на фининспектора, я не перед тобой хочу извиниться, а перед твоим бывшим начальником - Леонидом Санычем. Для молодняка, который сейчас нас смотрит: Леонид Александрович Баширов прежде был директором генеральным, а наш Петрович у него в замах сидел. Кто бы думал, что Петрович сможет заводом управлять.

- Слушай ты...

- Погоди, Петрович, потом наругаешься, дай мне сначала перед народом извиниться. Ты же меня долго на экран не пускал, а мне стыдно. Вот, смотрите, мой независимый листок: "Искра свободы". Сам в 89-м году ее набирал на машинке, сам распространял, сейчас возьму, почитаю - стыдоба берет.

Дикин надел очки, которые не шли его лицу до безобразия, развернул пожелтевший листок, начал читать

"Из шестисот рабочих первого сборочного цеха за прошлый год только четверо тружеников получили путевки во всесоюзные здравницы Крыма и Кавказа. Во втором сборочном цехе таких счастливцев было только двое из пятисот. Из трехсот шестидесяти работников кислотного цеха - производства вредного для здоровья, поправить его смогли только... двое счастливцев. В то же время Леонид Баширов успел побывать в Крыму, в Болгарии, а также две недели набирался опыта в братской Чехословакии".