Зима, мать ее! Ходим только по тропинкам. Похоже, эти тропинки железнодорожники протоптали, так что до нужных путей мы дошли быстро. Здесь тоже пакгаузы, уже охраняемые, но тут стоят немцы и парами. Правда, далеко друг от друга, вторую пару я случайно заметил. Вот чем мне нравятся глушители: выстрелил немцу в спину – и у тебя есть винтарь. Да и маскхалаты здорово помогают, немцы в своих шинелях на белом снегу все же здорово видны. Две пары часовых мы обидели: вытряхнули из шинелей, завернули в эти шинели три карабина и незнакомый автомат, похоже, опять какое-то немецкое старье, и сложили это хозяйство у тропинки.

Дальше уже привычным ходом, по диагонали, пошли под вагонами и через шесть составов воткнулись в состав с бензином, часовой маячил достаточно далеко. Ну, мы ребята негордые, на ту сторону состава переползли и чуть под ноги к другому часовому не вывалились. Удивились мы все трое, но часовой много позже.

Опять часовой с карабином. Да что же это такое? Где мой автомат? Оставил «Сержа» устанавливать фугасы, сам дошел до второго часового, хорошо, узенькая тропинка была протоптана. Оставлять в живых второго часового было нельзя. Пришлось его еще и под вагон соседнего состава затаскивать. Фугасов заложили три штуки, шнуры рассчитали на сорок минут и еле-еле успели добежать, прихватив кучу оставленного хлама, все поднять и затихариться.

Рвануло вроде сначала негромко, так, чуть слышный, все же здесь больше километра, хлопок. Потом не в пример сильнее грохнуло, и мне показалось, что наш чердак весь изнутри осветился. Свет проникал через все щели. Грохот стоял такой, что я пожалел, что пакгауз стоит не в другом депо. Вдруг раздался взрыв. Оказывается, до этого были только цветочки, что это рвануло, я так и не понял. Потом долбануло еще раз, чуть слабее, но моему многострадальному организму уже все было по фигу. Мне лично показалось, что здоровенный пакгауз подпрыгнул вместе с наваленными в него железками.

Пленный

Если честно, я уже с жизнью простился. Целый день мы на станции отработали. Уже время ужина в лагере прошло, а мы все ящики таскали, никаких сил уже не осталось. Потом вдруг полицаи пришли и нас куда-то погнали, прикладами подталкивая. Пригнали нас в депо и в сарай загнали, а там только солома гнилая и промерзшая.

Понял я. Все. Последние наши часы. Сдохнем мы все за ночь, а завтра новых пленных из лагеря пригонят, они нас вытащат отсюда и закопают. Где-то через час это произошло. Сначала щелчки были непонятные, пять или шесть раз, потом прикладом по замку хрясть – и немец в форме охранника лагеря с фонарем заглядывает и тихо так нам говорит:

– Ребята, выходите. Здесь осназ НКВД. – Меня с этой соломы как подбросило, откуда только силы взялись. Я первым к двери подошел и остолбенел, как прирос к земле. Он ко мне спиной был, но я кожаное пальто узнал. Пальто это было нашего начальника лагеря, а человек этот незнакомый тащил за ноги труп полицая прямо к нам в сарай и матерился на чистом русском языке. А тот, что зашел первым, был в форме ординарца начальника нашего лагеря.