— Вскрытия еще не было, конечно? — спросил он негромко.

— Не было, — сказал Клебанов, не оборачиваясь. — Не настолько уж мы цивилизовались, в самом-то деле… Не в Чикаго. Хотя вашими трудами тут скоро Чикаго и будет…

Данил промолчал. От вышедшего к ним крепкого мужика в грязноватом халате явственно попахивало водочкой, конечно — работа такая, тут поневоле начнешь… Мужик откинул засов, и с визгом распахнулась широкая железная дверь. Запах сразу стал сильнее, душно-сладковатым.

И правда, мы не в Чикаго, где каждому усопшему полагается отдельная ячейка, откуда его выдвигают примороженного должным образом… Здесь все было совершенно по-советски, как в магазине или в автобусе, битком… Комната пять на шесть, стеллажи по стенам, а на стеллажах — бледно-восковые трупы друг на друге, в три этажа, как минтай в ящике, право слово. И от этого последнего, посмертного унижения они даже не выглядели бывшими людьми — нелепые куклы, манекены в подсобке. У того, что лежал ближе всех, сверху, от паха до глотки, бугрился толстый шов в палец высотой, небрежно зашитый большими стежками.

От этого Данила и замутило — сами по себе покойники его особо не волновали, они ведь только пустая оболочка, покинутая душой, но при одной мысли, что и тебя в свое время кинут на чье-то брюхо и будете вы все лежать грудой, хотелось блевать — и неудержимо.

Но он справился с собой, глядя на железный стол посередине. Медленно подошел вплотную.

— Вы его знаете? — спросил Клебанов сухим профессиональным тоном.

— Конечно, — сказал Данил. — Не далее как вчера виделись… Пишите. Ивлев Вадим Степанович, шестьдесят третьего года рождения, заведующий вычислительным центром АО «Интеркрайт»… — он обернулся, но в руках у старлея ничего не увидел. — А протокол?

— Родные у него есть? Здесь, в городе?

— Жена, — сказал Данил. — С полгода как разошлись, но не разведены, так что она числится как официальная…

— Адрес знаете?

— Королева, сорок шесть, квартира пятнадцать.

— Вы что, все адреса помните? — с ноткой любопытства спросил Клебанов.

— Да нет, — сказал Данил. — Бывал я у него. Гостевал. Пока он оттуда не переселился.

— Понятно. Вот жена и будет официально опознавать. А с вами у нас все насквозь неофициально. Потому что и при официальном допросе вы то же самое будете твердить…

— Загадками говорите… — покосился на него Данил.

— Да? Показалось вам… Взгляните-ка еще раз. Что думаете с вашим-то героическим опытом?

Данил, прочно решивший пропускать мимо ушей любые колкости, присмотрелся как следует. Не было пока что ни мыслей, ни эмоций — одно тупое удивление.

— Я, конечно, могу и ошибиться… — начал он медленно. — Но разбитая таким вот образом губа мне кое-что напоминает. Так снимают часовых и прочую подобную публику — левой зажать рот, правой сунуть ножичек под сердце. Вторая рана — прямо в солнечное сплетение. Для надежности, что ли?

— Надо полагать, — сказал Клебанов. — Оба ножевых ранения смертельные. Нож был оставлен в сплетении. Так называемый штекс-нож из мирного кухонного набора «Ле гранд купе». Орудие кухонное, но сработано дело вполне профессионально, не согласны?