Я посмотрел в сторону, поднес чашку чая к губам и отпил немного. Мэри пристально смотрела на меня. Я не мог понять, что ее так заинтересовало во мне или в моем ответе на этот вопрос. Я выпил еще немного чая и поставил чашку на стол.

– Я… Я не знаю, – пробурчал я. – Я пытался разобраться в этом в течение моего путешествия.

– Я понимаю, – сказала Мэри. – Это сложный вопрос.

– То есть, наверное, мой ответ «нет», – предположил я. – Но я не уверен, что знаю, какой должна была бы быть моя подлинная жизнь. Я начал переосмысливать свою карьеру, но с остальной частью – сплошной туман.

Мэри кивнула:

– Раз уж я ввязываюсь в вашу жизнь, наверное, мне стоит рассказать вам немного о своей.

– Конечно, – ответил я. Что угодно, лишь бы больше не говорить о себе.

Мэри уже говорила, что она художница, однако она сказала, что ее история не о бунте и неповиновении. Она стала художницей вовсе не назло родителям, которые хотели, чтобы она была бухгалтером. Не шло речи и ни о каком прозрении посреди рабочего дня с девяти до пяти, о том, что ее истинной страстью является искусство. Она просто всегда знала, что хочет быть художницей, даже в детстве. Именно это делало ее счастливой. Рисование, живопись, лепка, скульптура – это все, чем она хотела заниматься.

– Как Пикассо, – сказал я, вспомнив, что говорил Луис о его детстве. Но ведь отец Пикассо тоже был художником. И именно он вдохновлял маленького Пикассо. Я спросил, были ли родители Мэри людьми искусства.

– Боже мой, что вы! Отец владел рыболовецким судном, а мама работала неполный рабочий день в продуктовом магазине, – сказала она. – Но мои родители – просто потрясающие люди. Они считали величайшим даром, что есть что-то, что мне так нравится делать. Так что они всегда хотели, чтобы я продолжала этим заниматься.

– И они не беспокоились о том, как вы будете зарабатывать себе на жизнь? – спросил я.

Мэри рассмеялась:

– Мой отец любил повторять: «Что ж, тебе придется непросто, но ты можешь попробовать зарабатывать меньше, чем мы с мамой!»

Ее семья, хоть никогда и не жила богато, всегда была счастливой. Перспектива быть голодным художником совсем не пугала Мэри. Она выиграла стипендию на изучение изобразительных искусств в университете в Галифаксе. После его окончания она переехала на Манхэттен. Там она работала официанткой и рисовала. Пробивалась в художественную элиту. Начала выставлять свои работы. В конце концов ей удалось оставить работу официанткой и посвятить творчеству все свое время. Она очень много трудилась, зарабатывая себе на жизнь рисованием и изготовлением гравюр, но в то же время она чувствовала себя очень удачливой.

– Я оказывалась в нужном месте в нужное время.

– Вы наверняка жили вашей подлинной жизнью и были честны сами с собой, – сказал я.

Перед тем как заговорить, Мэри пару секунд изучала свою кружку.

– Вот что интересно, я действительно думала, что так оно и есть. Все эти годы, на Манхэттене. Я была молодой, успешной. У меня было полно друзей и активная социальная жизнь. Это очень захватывало.

– Так что же было не так? Что в этом было плохого? – спросил я. Ей удалось меня заинтриговать.