Я отпрыгнул вправо, затем влево, но он был проворен, как хорек, и преградил мне путь. Я понимал, что загнан в угол, он тоже понимал это и улыбался.
– Я сделаю все быстро, – сказал он, – обещаю.
И тут Веланда ударил по шлему кусок черепицы. Он не был ранен, но от неожиданности отшатнулся и стал озираться по сторонам. Второй кусок попал ему в живот, третий – в плечо, и Брида закричала с крыши:
– Назад, через дом!
Я побежал. Меч просвистел в каком-то дюйме от меня, я подлетел к двери, промчался по колеснице, запряженной рыбиной, нырнул во вторую дверь, в третью, увидел открытое окно и выскочил в него. Брида спрыгнула с крыши, и мы с ней понеслись к недалекому лесу.
Веланд гнался за нами, но остановился, когда мы скрылись под деревьями.
Тогда он повернул на юг и ушел. Он сбежал, потому что знал, что с ним сделает Рагнар... А я, увидев Рагнара, почему-то заплакал. Почему? Не знаю, наверное потому, что получил доказательства: Беббанбург потерян, мой милый дом занят врагом, у которого сейчас, возможно, уже родился сын.
Брида получила браслет, и Рагнар дал всем понять, что, если кто-нибудь ее тронет, он лично располосует обидчика колуном. Обратно она ехала на коне Веланда.
А на следующий день пришли враги.
Равн плыл с нами, и я снова стал его глазами, описывая, как армия Восточной Англии строится на невысоком клочке сухой земли к югу от нашего лагеря.
– Сколько знамен? – спросил он.
– Двадцать три, – ответил я, сосчитав.
– Что на них нарисовано?
– В основном кресты, – сказал я, – и какие-то святые.
– Жалкий человек, король Эдмунд, – заметил Равн. – Как-то раз он пытался сделать меня христианином.
Старик хмыкнул, вспомнив об этом.
Мы сидели на носу одного из причаливших к берегу судов: Равн – на стуле, мы с Бридой – у его ног, а мерсийские близнецы, Кеолнот и Кеолберт, пристроились чуть поодаль. Они были взятыми в заложники сыновьями епископа Этельбрида из Снотенгахама: хотя отец их приветствовал приход датской армии, человек делается более искренним в своих чувствах, если его сыновей берут в заложники. Так сказал Равн.
Заложников из Мерсии и Нортумбрии было около дюжины – все сыновья знатных людей, и всем им грозила смерть, если бы их отцы попытались предпринять что-нибудь против датчан. В армии находились и простые англичане, воины, – если бы не язык, они не отличались бы от датчан. Большинство из них были либо преступниками, либо людьми без хозяев, и все – отчаянными бойцами, как раз такими, каких не хватало англичанам, чтобы дать отпор врагу. А теперь эти люди сражались на стороне датчан против короля Эдмунда.
– К тому же король – дурак, – насмешливо добавил Равн.
– Почему? – спросил я.
– Он позволил нам зимовать у себя, до того как мы захватили Эофервик, – пояснил Равн. – А мы взамен пообещали не убивать его священников.
Старик негромко засмеялся.
– Что может быть глупее. Если бы от их бога была хоть какая-то польза, мы бы и так не смогли их убить.
– А почему он позволил вам там зимовать?
– Потому что так было легче, чем с нами сражаться, – пояснил Равн.
Он говорил по-английски, потому что дети, кроме меня, не знали датского, хотя Брида очень быстро все схватывала. У нее был ум, как у лисички, быстрый и изворотливый.