Я размышлял обо всем этом, когда Альфред окликнул меня из палатки. У короля блаженный вид, как всегда после молитвы, но шагал он несколько скованно – наверное, снова беспокоили чирьи. Ему все еще явно было не по себе, когда тем же вечером мы собрались за ужином. Подали невообразимую овсянку, какую я посовестился бы предлагать и свиньям, но сыра и хлеба оказалось вдоволь, так что я не остался голодным. Я заметил, что Альфред держится со мной холодно и едва замечает мое присутствие, и списал такое поведение на то, что флот не одержал за все лето ни одной победы. Но Альфред все-таки меня пригласил, и я недоумевал – зачем, если он собирается меня не замечать.

Однако на следующее утро, после молитвы, он меня позвал. Мы прогуливались рядом с королевской палаткой, над которой в лучах осеннего солнца развевалось знамя с драконом.

– Флот, – сказал Альфред, хмурясь. – Он может перекрыть датчанам выход из Пула?

– Нет, господин.

– Нет? – резко переспросил он. – Почему нет?

– Потому что у нас двенадцать кораблей, а у них больше двух сотен, господин. Мы могли бы уничтожить несколько датских судов, но в итоге они все равно нас потопят, и у вас не станет флота, тогда как у них по-прежнему будет больше двухсот кораблей.

Мне показалось, что Альфред и сам это знает, но ему все равно не понравился ответ. Он сморщился и молча сделал еще несколько шагов.

– Я рад, что ты женился, – отрывисто сказал он.

– На долге, – колко отозвался я.

Королю не нравился мой тон, но он меня не одернул.

– Долг этот, Утред, – укоризненно проговорил он, – долг церкви, и ты должен с благодарностью его принимать. Кроме того, ты молод, у тебя будет время выплатить все. Господь, не забывай, любит тех, кто с радостью дает.

Это было одно из любимых высказываний короля, после я слышал его тысячи раз. Альфред развернулся на каблуках и обернулся.

– Я жду тебя на переговорах, – и, не объясняя, для чего именно он меня ждет, не дав ответить, король ушел.

С Гутрумом шли переговоры. На полпути между лагерем Альфреда и западной стеной Верхама натянули полог, и под этим навесом выковывались условия перемирия. Альфред предпочел бы атаковать Верхам, но подступ к крепости был узким, стена высокой и очень крепкой, а датчан собралось бесчисленное множество. Решись король на такой рискованный шаг, датчане выиграли бы битву, и Альфред оставил мысль о нападении.

Что касается датчан, они оказались в ловушке. Они полагались на Хальфдана, который должен был ударить в тыл Альфреду, но Хальфдан погиб в Ирландии, а конных воинов Гутрума явилось слишком много, чтобы они могли уйти на кораблях. Их было столько же, сколько моряков, а если бы они попытались пройти по суше, им пришлось бы драться с Альфредом на узкой полоске земли между двумя реками, что означало бы огромные потери. Я помнил слова Равна о том, что датчанам нельзя терять много воинов, потому что они не смогут быстро заменить погибших. Конечно, Гутрум мог бы остаться там, где находился, но тогда Альфред, разумеется, осадил бы крепость: он уже распорядился опустошить все амбары, погреба и овины вокруг Пула. Грядущая зима погубила бы датчан.