У Бойко кроме Глеба был еще один ребенок, дочка Марина. Девочка родилась намного позже брата, ее воспитывали с любовью, но не баловали бездумно. Эмма Глебовна сама приглядывала за детьми, никаких нянек в доме не было. Мариночку не отдавали в детский сад – мама боялась, что там малышка начнет болеть. Но без дела крошка не сидела – занималась балетом, учила английский язык, рисовала картины. В школу Марина пошла, умея читать-писать, и класса до третьего приносила домой сплошные «пятерки». Но потом она начала потихонечку скатываться на «тройки», грубить домашним, перестала слушаться учителей. В седьмом классе Бойко-младшая вставила серьгу в нос. Эмма Глебовна, увидев дочь с украшением в ноздре, конечно, ужаснулась и воскликнула:

– Немедленно вытащи эту гадость!

А та в ответ заявила:

– Моя морда, что хочу, то с ней и делаю.

– Не трогай ребенка, – велел жене Виктор Юрьевич, – у девочки подростковый возраст. Перерастет и снова прежней станет. Все дети с двенадцати до шестнадцати лет невыносимы. Если сейчас слишком давить на Рину, потеряем с ней контакт навсегда. Будь умнее девчонки с бурлящими гормонами.

Эмма Глебовна всегда слушала мужа, не спорила и в этот раз. Отец и мать стали ждать, пока их доченька перебесится. Но, увы, с каждым годом ситуация усугублялась. Аттестат Марина получила только потому, что директриса школы уважала ее родителей. В институт девушка поступать не стала, пару лет бегала по вечеринкам, нигде не работала, клянчила у матери деньги. Наконец Виктор Юрьевич не выдержал и категорично заявил:

– Хватит! Ты уже не маленькая, изволь зарабатывать сама.

Тогда из дома начали пропадать вещи.

Отец разозлился и хотел отселить дочь, но Эмма Глебовна взмолилась:

– Пусть живет с нами. Сейчас я хоть как-то могу ее контролировать, а если Марина получит собственную квартиру, то неизвестно, что и с кем она там будет делать.

Когда младшей Бойко исполнилось двадцать лет, она неожиданно устроилась на работу – танцовщицей к одному известному поп-певцу. И неплохо зарабатывала. Эмма Глебовна боялась радоваться случившейся перемене. Неужели Мариночка все же взялась за ум? Правда, матери категорически не нравилась ее работа – дочь уходила из дома, когда весь остальной народ завершал трудовой день, и возвращалась около девяти утра. Но ведь у артистов совсем иной график, чем у простого люда. Изменилась Марина и внешне. Она стала постоянной клиенткой солярия, набила пару татуировок, сильно похудела. И вдруг заговорила об увеличении груди и изменении формы носа.

Эмма Глебовна испугалась:

– Доченька, ты же у нас красавица. Вон какие у тебя чудесные огромные глаза. А волосы? Копна белокурых локонов, на пятерых хватит. Помнишь, как ты в девятом классе хотела постричься под мальчика? Хорошо, что не позволила тогда тебе глупость сделать. Да о такой гриве, как у тебя, многие женщины только мечтают.

– Не понимаю, при чем тут прическа? – недовольно процедила дочь. – Как раз ее я менять не собираюсь. Говорила про бюст и нос.

– Умоляю, не ходи к пластическому хирургу! – чуть не зарыдала Эмма Глебовна. – Вспомни о своем желании постричься и остановись. Через пару лет поймешь: ты необычайно хороша собой, скальпель лишь изуродует твою природную красоту.