Вероника Егоровна взяла в руки чайник.

– Могу подтвердить, что Елена действительно очень любила Юрия и Асю. А вот к Андрюше относилась… Прямо не знаю, как и сказать, тут надо очень правильно подобрать слово. Холодно? Нет, не подходит. Мать заботилась о мальчике, тот всегда был накормлен, одет, обут. Лена тщательно следила за успехами сына в школе, едва тот стал получать тройки, наняла ему репетиторов. Андрея не обижали, не третировали… Но я никогда не видела на лице Елены такого выражения, какое бывает у матери, когда она смотрит на обожаемого ребенка. Малинина в моем присутствии ни разу не повысила на сына голос, не шлепнула его. Вот сейчас мне пришли на ум, что Елена Сергеевна вела себя по отношению к Андрейке, как безукоризненная, профессиональная няня, все делала правильно, вовремя и тщательно. Нанятый воспитатель не имеет права выходить из себя, он корректен, и Елена была именно такой. Она первая не целовала и не обнимала мальчика. Если Андрей подходил к ней приласкаться, возникала секундная пауза, потом мать гладила его по голове или плечу. Мне казалось, что Малининой приходилось мысленно говорить себе: «А ну, сейчас же продемонстрируй любовь», и тогда ее руки протягивались к Андрюше.

Вероника на секунду замолчала, что-то явно припоминая. Затем продолжила:

– И вот еще что. Она сохраняла трезвую голову в такой момент, когда любая мать закатит истерику. Однажды Андрюша упал с велосипеда и сильно поранил колени. Мальчик весь в слезах, с окровавленными ногами вошел в дом. Домработница Катя схватилась за сердце и закричала: «Боже! Ребенок убился насмерть! Помогите! Врача!» Я тоже в первый момент растерялась, хотя по образованию медсестра, в детской больнице не один год проработала, насмотрелась на травмы. Одна Елена повела себя безукоризненно правильно. Она велела Кате заткнуться, приказала мне принести в ванную необходимые средства, мы вдвоем промыли раны ребенка, обработали их. Потом Лена повезла мальчика в больницу сделать на всякий случай рентген и прививку от столбняка. Мать действовала совершенно разумно, но… Понимаете, я видела стольких родительниц в кабинете у хирурга, и все словно из одного яйца вылупились. Попросишь их: «Подержите ребенка, пока я брюки на его ноге разрежу», они начинают плакать: «Ой, ой, не могу ему больно сделать. Ой, ой, не мучайте моего малыша. Ой, может, не делать укол от столбняка? Это же так больно». От матерей никакой помощи медсестре, лучше их вообще в кабинет не впускать. А Елена недрогнувшей рукой убирала губкой грязь с разбитых ног незадачливого велогонщика. Андрюша начал рыдать, а она остановила его: «Мужчины никогда не хнычут. Если сейчас не удалить землю из раны, может начаться нагноение, бактерии проникнут в кровь. Потерпи. Ты же хотел радиоуправляемый вертолет? Я его тебе куплю, когда будем возвращаться из клиники домой. Если проявишь мужество – самый большой летательный аппарат твой». И она действительно приобрела ему игрушку. Андрюша потом мне признался: «Очень больно было, но я старался не плакать, хотел «Черную акулу» получить». Ну какая мать сохранит самообладание, когда окровавленный ребенок заливается слезами?