Косой был случай трудный. Далеко ушел от того, первого дела, ушел вниз, конечно. Эх, застать бы его на том деле, небось «сработала бы» та, упомянутая вскользь одним из свидетелей фраза: «Дай-ка нож…». Много в ней подлости и коварства. Но сейчас сомнительно что-то.

— Давай сразу о первом деле, — спокойно сказал Цветков.

Ни один мускул не дрогнул на лице, сказал почти равнодушно, а сам напрягся и ждал: как будет говорить Косой?

Но тот лишь снисходительно улыбнулся.

— Плевое дело. Драка. Ну, и ножичек, конечно. Статья двести шесть, часть вторая, конечно.

— Все взял на себя?

— Повесили…

— Федьки боялся? Или фасон давил, авторитету захотел?

Цветков спросил это деловито, как о чем-то им обоим понятном.

Но Косой лишь усмехнулся:

— Не подкатывай, начальник. Один уже пробовал.

И Цветков понял: кто-то уже эту «струнку» нащупал, но тоже поздно. И чтобы только проверить себя, спросил:

— Когда же пробовал?

— А когда по второму сажали.

Так, значит, и ко второму делу уже было поздно. Большой, видно, путь он к тому времени прошел, этот Косой, далеко скатился.

Мать — это, кажется, тоже уже не «струнка», это тоже уже перегорело, так равнодушно и насмешливо упомянул о ее слезах Косой. Да, тяжелый случай. Что же еще? Друг, девушка? Должен же быть у человека в жизни какой-то еще дорогой ему человек. По первому делу пока не видно. Федька-Стук — это не тот человек, и другие дружки тоже.

— Так. Давай, говори о втором деле.

Косой помрачнел.

— Кража, — резко бросил он. — Статья восемьдесят девятая, тоже вторая часть.

Да, кража. Второе дело — вторая ночь у Цветкова. В нем он тоже разобрался, почти…

Универмаг обокрали ночью, в другом городе, за пятьсот километров от Снежинска. Обокрали со знанием дела: пролом потолка, отравление собак. Брали только ценные вещи. Увезли на машине. Большинство вещей обнаружили в других городах. Арестовали троих, в том числе и Косого. Больше они никого не назвали. А все трое — сопляки, явно первый раз на таком деле. Но Косой опять сказал: «Я!», назвал себя верховодом. И любопытная деталь: кража произошла сразу после получения магазином партии мехов. И явная недоработка в деле: не изучен персонал магазина. А ведь можно было догадаться: связь с кем-то была. И чья-то рука. Чья-то? Теперь по делу бежавшего из заключения Григория Сердюка известно: он работал тогда в этом универмаге. Наконец еще одна деталь, и тут тоже недоработка: у Косого при аресте найдены только женские золотые часики и флакон дорогих духов. Для кого? Ради кого рисковал? Женщина…

И снова Цветков напряженно ждал, как, именно как скажет Косой об этом деле. Нахмурился, сгрубил? Это хорошо, это что-то уже иное. Может, здесь «струнка»?

— А ты давай поподробнее, как было дело, — сказал Цветков.

— Так и было, как там написали, — Косой кивнул на бумаги, лежавшие на столе. — Чего рассказывать-то?

— Чего там нет.

— Там, начальник, все. Будь спокоен, ваши поработали, им за это платят.

Цветков покачал головой.

— Кажется мне, не до конца поработали. А, Косов?

— Конец будет, когда вышку получу, — хмуро усмехнулся тот.

— Такой, значит, план себе наметил?