— Простите, пожалуйста, — говорю, — Элеонора Михайловна, можно вас на два слова? Семен Парфентьевич просил вам кое-что передать.
Она удивленно смотрит на меня, но взгляд ее тут же почему-то смягчается.
— Ну что ж, — коротко улыбается она и поворачивается к своим спутникам.
— Я на одну минуту вас оставлю.
Молодые люди бросают на меня не очень приветливые взгляды, но возражать не осмеливаются. Девушка же смотрит с нескрываемым любопытством. Мы отходим в сторону.
Итак, некоторое время выиграно, и созданы условия для дальнейших действий. Но все пока чрезвычайно зыбко, и нельзя сбиваться с темпа.
— Элеонора Михайловна, — говорю я проникновенно и с вполне искренней озабоченностью, — проститесь с вашими друзьями. Нам надо поговорить. Открылось одно очень серьезное обстоятельство. Даже, если хотите, таинственное.
Я смотрю на нее с восхищением и чуть-чуть с состраданием. Первое ей, очевидно, нравится, а второе также, очевидно, интригует и немножко беспокоит. У меня расчет на то, что она все время соприкасается со всякими секретными делами супруга, со всякими комбинациями, махинациями и прочими действиями такого рода. Все это ей уже привычно и, конечно, привлекательно. Ну и чисто женское любопытство тоже не последнее дело.
— А вы сами кто такой? — спрашивает она.
В тоне ее больше интереса, чем подозрения или опаски.
И я, придерживаясь уже взятой линии в разговоре с ней, отвечаю загадочно и с чувством:
— Я вам все расскажу. И даже… кое в чем признаюсь. Только не здесь.
— А где же? — она лукаво улыбается.
— Где? Да где угодно. Хотя бы… зайдем вон в то кафе. Лишь бы можно было спокойно поговорить. Я давно…
Тут я смущенно умолкаю.
— Вас действительно прислал Семен Парфентьевич? — спрашивает она, как видно, только для очистки совести.
— Да… отчасти…
— Ой, вы что-то хитрите, — она грозит мне пальчиком.
— И кажется, не очень удачно?
— Посмотрим.
Она решается. Ей, видимо, очень хочется знать, чем кончится эта встреча с таким напористым парнем, как я.
Мы возвращаемся к ее спутникам, и Элеонора Михайловна говорит:
— Оказывается, мне надо ехать. Лялечка, салютик! — И обращается к одному из молодых людей: — Вы меня простите, Владик. До следующего раза. Ладно?
Явно раздосадованный Владик вынужден подчиниться. Они прощаются.
— Куда же мы пойдем? — спрашивает Элеонора Михайловна. — Предупреждаю, у меня мало времени.
Предупреждение это чисто формальное и ровно ничего не означает.
— Да вот хотя бы, — я указываю на противоположную сторону улицы, где в первом этаже нового дома разместилось небольшое кафе.
Через несколько минут мы уже сидим за столиком. Перед нами дымятся чашечки с кофе, стоят узенькие рюмочки с коньяком и вазочка с двумя пирожными. Это я шикую.
Мы уже познакомились, и Элеонора Михайловна просит называть ее Элла. Я не возражаю, тем более что сам представился только по имени.
— Ну говорите, Виталий, — требовательно произносит Элеонора Михайловна, — какое еще обстоятельство открылось?
— Дело в том, — начинаю я, — что один ваш знакомый… Я не могу назвать вам его имя…
— Почему? — удивляется она.