„Порок сладострастия, который Палладий ставит в вину византийскому духовенству[194], проявлялся в особенности в обычае жить с сёстрами-агапетами (возлюбленными сёстрами) или подводимыми женщинами (mulieribus sub-introductis). Этот довольно недавний обычай, если верить Иоанну Хризостому (т. е. самому автору Апокалипсиса, как увидим далее), до такой степени процветал и так повсюду распространился подобно плевелам, что заразил теперь весь христианский мир (т. е. церковь), как на Востоке, так и на Западе, и угрожал перейти в церковное установление… Напрасно протестовали учёные, напрасно анафематизировали соборы, и сами гражданские законы свирепствовали против этого сожительства духовенства с девушками и их проституирования, настолько же губительного для дисциплины, как и бесчестившего религию, – злоупотребление сопротивлялось всем лекарствам… Часть духовенства, заражённого этим пороком, составляла могущественную организацию (великую твердыню Апокалипсиса), о которую разбился не один доктринёр и не один епископ…

Иоанн Хризостом (в 397 году) не первый раз был в этой опасной борьбе. Когда он был ещё диаконом в Антиохии (т. е. за несколько лет до составления им в 395 году «Откровения в грозе и буре»), он написал два знаменитые трактата – первый по адресу современного духовенства, а второй – по адресу девушек, которые предоставляли себя дебошам этого лживого братства»…

«Суровый хирург призвал (в 397 году) на свой суд тех, которые жили таким образом, выгнал одних и обличил других»… «3ло за зло, – говорил он им, – я предпочитаю сводников таким служителям церкви, как вы» … «Войдём, – говорил он, – в помещение, где они живут вместе с девицами, и предположим сначала, что девица бедна. Бедна и потому принуждена работать своими руками. Священник всегда около неё, их комната общая, их меблировка общая. Какое зрелище, скажите мне, представляется вам в жилище человека, предназначившего себя по своему состоянию уединённым размышлениям? Женские юбки, пояса и митры, висящие вместе на стенах. В комнате ладаница, прялка, веретено… Таковы украшения священнического жилища!

«Теперь предположим, что „духовная сестра“ богата… Нужно, чтобы у ней ни в чём не было недостатка, так как сами светские матроны меньше требовательны, чем эти девицы, и священник должен их всем снабдить! Сколько беготни нужно, чтобы удовлетворить её! Он бежит сначала к продавцу серебряных изделий, чтоб узнать, готова ли посуда, годно ли для употребления зеркало его дамы, будет ли получена в надлежащее время амфора вина или флакончик с душистым маслом. От продавца серебряных изделий он бежит в косметический магазин, так как этот род девиц любит косметики, и они им нужны разнообразные и дорогие[195]. Священник объясняет продавцу, какие из них предпочитает его дама… Затем следуют фабриканты материй и ковров… Весь день священника проходит в беготне из лавки в лавку, его душа более не в церкви, а на рынке!..»

«Но вот открывается базилика… Сколько профанации, сколько новых скандалов ожидает нас в ней! Священник ждёт у дверей появления своей дамы, и когда она проходит, он идёт перед нею, как её евнух или её привратник. Он прокладывает ей дорогу, расталкивая плечами толпу, и получает вдоль всего пути улыбки публики. И бывает, что он не только не краснеет, как следовало бы, но тщеславится этим. Когда приближается страшный момент таинства, дама помогает ему в этом, священник поворачивает к ней голову и как будто советуется с ней взглядом» … «У этих женщин мания вмешиваться во всё, они решают церковные вопросы и сеют везде ссоры».