Свеча погасла от порыва ветра, и в комнате стало темно. Владимир мог видеть лишь смутно белеющий в глубине кровати силуэт Янины и слышать ее голос: она плакала от страха. Мужчина метнулся мимо Владимира к открытому окну, он был очень ловок, и, скорее всего, Владимир не смог бы его задержать, если бы в этот миг из-за туч не вышла луна. В сером свете перед Владимиром мелькнуло знакомое скуластое лицо с узкими черными глазами.

– Северьян?! – растерянно прошептал он. Ревнивое бешенство, душившее его еще минуту назад, мгновенно схлынуло, в первое мгновение он даже подумал, что все происходящее – нелепость, какая-то ошибка. Северьян тоже изумленно хлопал глазами: впервые Владимир видел его в таком замешательстве. Если бы Северьян не был раздет до пояса, Владимир подумал бы, что тот зашел к барыне с каким-нибудь поручением. Они стояли лицом к лицу у разбитого окна и разглядывали друг друга так, словно отродясь не виделись. Янина на кровати перестала даже всхлипывать. Опасное затишье нарушил тяжелый звук приближающихся шагов. Все ближе, ближе… Скрип гнилой половицы у самой двери… Короткий стук в дверь, знакомый низкий голос:

– Янина! Что происходит? Что за шум у тебя?

Первым вышел из столбняка Северьян. Котом взвившись на подоконник, он протянул Владимиру руку и коротко шепнул:

– Ваша милость, тикаем!

Владимир опомнился, вслед за Северьяном выскочил в окно, и они «потикали» – через черный, мокрый сад, через огороды, через темный, хоть глаза выколи, луг, через пустую дорогу… Владимир пришел в себя лишь на обрывистом берегу реки, споткнувшись и упав со всего размаху на мокрую траву.

– Целы, Владимир Дмитрич? – тут же послышался рядом знакомый шепот.

– Цел, – процедил он, вставая. И, размахнувшись, ударил Северьяна в лицо. И они, сцепившись, покатились по глинистому берегу.

Впоследствии Владимир был вынужден признаться самому себе: будь Северьян в настроении подраться, он с ним, пожалуй, не справился бы. Не помогли бы даже китайские приемы, которыми, хоть Владимир и научился кое-чему, Северьян все же владел не в пример лучше. Но Северьян лишь уклонялся от ударов и увещевающе шептал:

– Да уймитесь вы уже… Владимир Дмитрич, да что взбесились-то так? Я-то при чем, мое дело маленькое… Ежель барыне угодно, так как же нам противиться… Мы разумеем… А батюшка ваш ни сном ни духом… Вы-то как прознали? Да не лягайтесь вы, что ж такое… Я не человек, что ль?..

– Ты – человек?.. Сволочь! Скотина! Паскудная дрянь! – ругался сквозь зубы Владимир. – Да как тебе в голову пришло?! Видит бог, я тебя убью… Я убью тебя!

В конце концов Северьяну надоело. Он мощным ударом отбросил от себя Владимира, вскочил на ноги, вытер кровь в углу губ и зло сказал:

– Напрасно вы меня цапаете, Владимир Дмитрич. Вы с вашим папашей – люди благородные, вам невдомек, что молодая баба без путевого мужика киснуть будет, а мы такую субстанцию очень даже разумеем. И, как можем, способляем. Коли все довольны – чего чипаться? По-вашему, дело это – такой розе ранжирейной одной пропадать?

– Да как же одной, сукин сын?! – вспылил Владимир, тоже поднимаясь. – Как же одной, паршивец, когда я…