– Не имеете права… – начал Олсуфьев. Он происходил из хорошей фамилии и даже был отдаленной родней Шеину.
Подскочил Лука с так и не вложенной в ножны окровавленной саблей. Перевел взгляд с капитана на полковника, вникая в суть конфликта.
– Было бы рядом дерево, вздернул бы за нарушение приказа в боевой обстановке, – ледяным тоном сообщил Кабанов.
Вид полковника не сулил ничего доброго.
– Шевелев, веди роту! Если есть убитые и раненые среди егерей, забрать. А ты, Лука, гони невольников к горе. Только чтобы не отставали. Кого подберешь, того подберешь. Нет так нет. – Есть ситуации, когда мимолетная доброта может обернуться всеобщей бедой, и быть добрым Кабанов не собирался.
Вновь зловеще прошипели ракеты, уходя в сторону маячивших в отдалении всадников. Долететь до цели они не могли, зато послужили напоминанием неосторожным и горячим.
Олсуфьев наконец понял, что его оправдания никто слушать не будет, и стянул с себя офицерский шарф.
Теперь уже никто не стрелял, и лишь выкрики казаков разносились над местом трагедии. Да слышались местами стоны раненых людей и храп лошадей.
Вся толпа остановилась у подножия горки. Кабанов и Клюгенау торопливо указали капитанам места для их подразделений, а сами поднялись к Гранье.
Бравый артиллерист спокойно покуривал трубку да временами припадал к подзорной трубе, высматривая, не появилось ли в пределах досягаемости достойных целей для его пушек и ракет.
– Думаю, больше не полезут, – без вступлений поведал Гранье подъехавшим офицерам.
– Все равно надо прорываться. – Командор привычно принялся прикидывать оставшийся путь.
– Йа-а, осталось шуть-шуть, – поддержал Клюгенау.
Оставаться на ночь в нескольких километрах от берега – и глупо, и самоубийственно.
– Луку позовите. – Командор посмотрел на пройденное, и лицо его чуть дернулось.
Звать казака не было надо. Он сам оказывался в нужном месте и теперь торопливо двигался к месту импровизированного совещания.
– Пока стихло, пусть твои атаманы-молодцы вернутся и подберут живых, – Кабанов не приказывал, а лишь предлагал.
– Добре, – согласился Лука.
Как и всем, ему было жаль пострадавших. Но если в бою на бывших невольников не было времени, то теперь надлежало исполнить долг человеколюбия.
Отдельные отставшие пленники продолжали подтягиваться к холму. Но некоторым, наиболее далеко убежавшим в стороны, не повезло. Наиболее прыткие татары подскакивали к ним, накидывали арканы и волокли прочь.
Кто знает, что испытывали люди, недавно ощутившие ветерок свободы и вновь возвращенные в рабство буквально у своих товарищей на глазах! Только поделать тут было нечего. Как говорят на Востоке, судьба.
– Дитрих, потери большие? – следя за тем, как казаки высматривают на поле раненых, спросил Кабанов.
– Не отшень. Человек сорок. Четырнадцать убито, остальные… – Клюгенау говорил лишь о егерях. – Лекарь занят перевязками.
– У меня одна повозка освободилась, – сообщил Гранье. – И во второй припасов мало. Перегружу на другие.
Кабанов кивнул. Хотя две повозки явно не могли вместить всех, однако хоть кого-то…
– Сейчас подтянутся казаки, и тронемся дальше. Пушки пойдут с колонной. Надеюсь, противник получил достаточный урок, – в последнем Кабанов был отнюдь не уверен.