Пистолет дернулся.

Алексей рефлекторно рванулся с линии прицеливания. Тупой удар врезался в грудь, смел с ног. Он спиной вперед влетел в комнату, гулко рухнул на пол. Дыхание сбилось, легкие, выплюнув весь воздух, не смогли всосать новую порцию. Из левого плеча по всему телу расплескалась кипящая лава.

«Если чувствую боль, значит, еще жив», — подумал он.

И в следующий миг утонул в адском багровом водовороте…

Если сон — это репетиция смерти, то пробуждение с большого будуна сродни родам с наложением щипцов: череп трещит в стальном обруче, тебя куда-то жестоко тянут, вытягивая слабенькие шейные позвонки, кому-то очень надо, почему-то до зарезу надо вырвать тебя из ласкового тепла и беспечной неги в их холодный и неуютный мир, живым или мертвым. И чем дольше тянут, яростно и жестоко, как сгнивший зуб, тем больше на собственной шкуре понимаешь, что главное для них не помочь тебе родиться, а именно выпростать, с кровью вырвать тебя из утробного тепла и швырнуть в холод. Как некогда вырвали и швырнули их самих.

Необратимо абортированный из сна в реальность, Алексей долго осознавал, кто он, где и что делает. Получилось: кто — полное дерьмо, где — дома, (уже не плохо!), что делает — лежит. На спине. Раздет догола. Странно.

Телесная оболочка была в наличии, а внутри нее гнила помойка. Особенно дерьмово было в голове.

Содержимое головы выстрадало мысль, что весь мир — бардак. Как бы в подтверждение и продолжение банальности, солнце, поднявшись над крышами, вжарило именно как этот самый фонарь. Безжалостно и тупо, прямо в глаза. Для полноты картины не хватало представительницы слабой половины человечества.

Алексей скосил глаза. В поле зрения вплыла соседняя подушка. Скомканная, как забитый до смерти футбольный мяч. Определить, спал ли кто рядом по ней не представлялось возможным. Но вероятность нахождения где-то поблизости представительницы слабого пола была довольно высока. С чего бы он разделся догола? Или кто раздел?

Мысли, как трудоголики-муравьи, засновали в голове, разложили все по полочкам. Выстроились в цепочку и двинулись маршем в колонну по одному.

Все события от столкновения с наркошей в арке дома до ссоры с Мариной отслеживались в деталях и прямой последовательности. Но явно не хватало чего-то важного. Возможно, самого важного. От чего вся цепочка событий обрела бы законченность и смысл.

Дрелью в мозг ввинтился телефонный звонок. Успел взбить в томатную пену содержимое черепной коробки, пока Алексей не нащупал скользкую холодную рыбью тушку телефонной трубки.

— Да, Колесников, — прошептал он в сито микрофона.

— Леша! Слушай, это правда, что ты мне вчера говорил? Я звонила тебе в отдел, сказали, ты на больничном. И надолго. Лешенька, я вся извелась. Звоню, звоню, а ты трубку не берешь…

Ее скороговорка, ничего кроме приступа брезгливости, не вызвала.

— Марина, пошла ты… — Алексей коротко выдохнул адрес.

Трубка выскользнула из пальцев.

Едва отдышался, телефон вновь зашелся протяжной трелью.

— Убью сучку! — скрипнув зубами, решил Алексей, потянувшись к телефону. У Марины была чудесная особенность, когда надо, делать вид, что ничего не произошло.