Или строит их жена-искусница, Варвара-краса, желая оберечь любимого мужа от неприятностей на царской службе — и чтобы рейтинг его в народе колом стоял. Махнет правой — из рукава высокопрочный бетон пургой сыплется, махнет левой — синь небес в стекло отливается и сама в рамы вставляется, хлопнет в ладоши — скатерть-самобранка в торговом зале расстилается: налетай, народ, гуляй! А хошь, из ничего, из водопроводной воды и двутавровых балок чудо-дворец с волнами морскими, пляжами и пальмами построит. Мужу — славу, семье — достаток, детишкам на молочишко… Налетай народ, сигай в воды подогретые, наводи загар на телеса белые, отдыхай на песочке кварцевом. А кругом — город, снегом занесенный. Ну чудо же, чудо!

В «Арке», как и во всех ему подобных супермаркетах, осколками волшебного зеркала воткнувшимися в тело столицы, жизнь текла импортная, пафосная и по ценам запредельным. Два этажа под крышу забили стеклянные соты бутиков. Мимо их элегантного, стильного и высококачественного содержимого следовало идти, нет, плыть по гладкому мрамору пола, шествовать с солидной непринужденностью президента великой державы в исторический момент инаугурации, брести вальяжно рассеянной походочкой молодой акулы НАСДАКа.[32] И каждой клеточкой тела источать ауру успеха и виагровой финансовой потенции. Иначе вид нездешнего изобилия и цены на него размазывали тебя, сирого и нищего, по тому же мрамору пола, как биг-мак, упавший на асфальт в час-пик.

В этом мире торгового Зазеркалья случайный посетитель с ментальностью и содержимым кошелька уроженца Средне-русской возвышенности чувствовал себя полным и окончательным ничтожеством. Он по определению не попадал в избранную «тарджет групп»,[33] кому с гигантских плакатов, сексуально раздвинув губы в улыбке, адресовали свои мэссиджи женщины нездешней красоты и на кого устремляли манящий взор авантажные мужики с торсами античных богов. Не ему, чьи вкусовые рецепторы привычны к квасно-борщовым ароматам родины, предназначались волны тонких парфюмов, облагородивших стерильный воздух. Не его слух услаждала приглушенная и приглаженная музыка. Из всего множества иностранных слов, горящих, мелькающих, излучающих солидное свечение и тускло отсвечивающих гламуром, как бы ненароком, но продуманно цепляющих взор чужаку адресовалось только краткое «Exit» на дверях. Ступай, мол, милый, жертвам нет места на пиру победителей.

В этом аквариуме для золотых рыбок, обладательниц золотых карточек «VISA», Ронин чувствует себя своим. Странное ощущение, своим и чужаком одновременно.

— Что такая напряженная?

Эш обводит взглядом зальчик кафе: итальянский стиль, много искусственного винограда, арочек и лепнины, пять зеркальных столиков с плетенными стульями вокруг, в витринные стекла стен видно муравьиное копошение на первом этаже. Они единственные посетители.

Эш морщит лоб, как при головной боли.

— Не знаю… Раньше как во сне все было. Очнешься в нормальной жизни и даже убеждать себя не надо, что кошмар приснился. А сейчас… — Она пожимает плечами. — Так четко и ясно, что даже страшно.