С другой стороны, математика — не самая моя сильная сторона. Надо прикинуть: если речь идет о геометрической прогрессии, десять-двадцать итераций — это, походу, охрененно много. У нас в самом деле вся станция в оранжевой слизи утонет.

— Ладно, — говорю я, — то есть вы хотели поймать этого зогг, потому что считаете, что он — один из представителей первого поколения?

— Примерно, — хмуро кивает Вергаас. — Мы его вычислили. А теперь все пропало! Он к саргам унесся, просить у них убежища.

— Политического? — удивляюсь я.

Превосходный, который просит политического убежища у саргов, — это даже не анекдот. Это просто что-то за гранью. В принципе, Превосходный, который просит у кого-то политического убежища, — та еще шутка, даже без дополнительных уточнений. Превосходные слишком горды для этих политических игр. Но если еще учитывать своеобразную психологию саргов, то вообще получается что-то очень странное.

— Нет, натурщиком к ним попросится, — фыркает Вергаас. — Ну, типа того… Сарги по доброй воли заражать себя яйцами зогг не будут. Да и вроде бы на них они слабее действуют, чем на многие другие расы. Но они же слабые телепаты… или эмпаты, бездна их знает. В общем, если у кого другого от эйфории башку снесет — им приятно рядом находиться. Вдохновенно, как они сами говорят.

Растерянно хмыкаю на этой новости о том, что сарги, оказывается, практикуют непрямую наркоманию. И о том, что они телепаты заодно. В описаниях это нигде впрямую не говорилось, но надо было, наверное, догадаться: раз у саргов коллективный разум, а друг к другу они никак физически не подключаются, в отличие от ацетиков, значит, какой-то вариант ментальной связи там есть.

— Понятно, — говорю, — ну да еще найдете. Если верить доктору Сонг, на станции сейчас этих зогг около двадцати.

— Найдем, — серьезно кивает Вергаас.

— Но я хотел поговорить немного о другом, — усилием воли перевожу фокус своего внимания с оранжевой слизи и таинственной эйфории от заражения подкожным инопланетным паразитом к гораздо более скучным делам. — Докеры. Если помнишь, я тебя просил с ними разобраться.

Мне повезло, что лицо Вергааса, а стало быть, и мимика, так похожи на человеческие. Он явственно замыкается в себе, явно готовясь оправдываться, но одновременно наглеет. Не спрашивайте меня, как это сочетается, в людях я разбираюсь плохо. А особенно если они инопланетяне-неписи, порождение таких странных и непонятных личностей, как разработчики компьютерных игр… Честно говоря, иногда мне кажется, что любые разработчики чего угодно большие инопланетяне, чем все существа, ими придуманные. Вы только на современную архитектуру посмотрите.

— Ну, просил, — говорит Вергаас. — Я все сделал, как ты велел!

Нет, ну это понятно, что, даже если Вергаас накосячил, он теперь ни за что не признается. А также понятно, что дело не в его косяках, а в каких-то особенностях игры, из-за которых у меня оказалась слишком низкая репутация для пользования услугами мафии. Однако говорить Вергаасу об этом я не спешу.

— Мне нужно точно знать, что ты им сказал, желательно вместе с формулировками, — говорю я. — Они ведь на меня в суд подали, и банк, не дожидаясь вердикта, взял да и заблокировал мой счет.