О боже, нет…

Медленно я посмотрела вниз. Кровь образовывала лужи под его неподвижным телом и растекалась по серому цементному полу, подбираясь к моим кроссовкам.

Покачнувшись, я открыла рот, но не издала ни звука. Блейк не двигался. Он не перевернулся со стоном. Он вообще не шевелился. И кожа на его руках и предплечьях уже бледнела, приобретая ужасный белый оттенок, который создавал разительный контраст с темно-красной кровью.

Блейк был мертв.

О боже.

Время замедлилось, а потом ускорилось. Если он мертв, это значило, что Лаксен, который изменил его, тоже умер, потому что именно так это работало. Они были связаны, как мы с Дэймоном, и если один умер… второй умрет тоже.

Блейк сам нарывался – по разным причинам. Я даже обещала убить его, но слова… слова – это одно. Сделать это – совсем другое. И Блейк, даже учитывая все те ужасные поступки, которые он совершил, был жертвой обстоятельств. Он только подстрекал меня. Я не хотела убивать его за это. Он предал, чтобы спасти другого.

То же самое, что делала – и буду делать я.

Я зажала рот дрожащей рукой. Все, что я говорила ему, разом нахлынуло на меня. И в ту крохотную секунду, когда я уступила ярости – ничто в сравнении с миллионами других секунд, когда я еще держалась, – я изменилась, став чем-то иным, и уже не была уверена, что когда-либо смогу вернуться к себе прежней. Моя грудь быстро вздымалась, в то время как легкие панически сжимались.

Шелкнул, включаясь, Интерком. Это жужжание в мертвой тишине поразило меня. Голос сержанта Дэшера заполнил комнату, но я не могла отвести взгляда от безжизненной фигуры Блейка.

– Отлично, – сказал он. – Этот стрессовый тест ты прошла.

Это было слишком для меня: очутиться здесь, так далеко от мамы, и Дэймона, и всего, что я знала, потом осмотры и последующие сражения с гибридами. А теперь это? Это было уже слишком.

Позволив голове запрокинуться, я открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука. Я молчала, когда вошел Арчер и осторожно положил руку на мое плечо, направляя к выходу из комнаты. Дэшер сказал что-то, очень похожее на отеческое одобрение, а потом меня забрали из учебной комнаты в кабинет, где ждал доктор Рот, чтобы взять еще крови на анализ. Они привели женщину-Лаксена, чтобы исцелить меня. Минуты превратились в часы, и я все еще ничего не говорила и ничего не чувствовала.

Находиться в наручниках из металла, покрытого ониксом, с завязанными глазами в течение пяти часов, а потом оказаться в самолете – все это не входило в мой список развлечений. Полагаю, они опасались, что я разрушу самолет, но это было бы глупо. Он доставлял меня туда, куда я хотел попасть. Я не знал, о каком месте идет речь, но знал, что именно там держали Кэт.

И если ее там не окажется, то я собирался совершить массовое убийство.

Когда самолет приземлился, меня затолкали в ожидавшую машину. Из-под повязки я мог разобрать яркий свет, сухой воздух отдавал кислым, смутно знакомым. Пустыня? Во время двухчасовой поездки меня поражало, что я возвращался в то место, где, черт возьми, в последний раз был почти тринадцать лет назад.