Она же ездила каждый день, обыкновенно под вечер, с арбалетом, привязанным к седлу, и с копьем, которые брала на случай какого-нибудь приключения на обратном пути. Было совершенно немыслимо рассчитывать, что она когда-нибудь неожиданно застанет Збышку уже дома, так как Мацько не решался ждать его раньше, как через год, а то и полтора, но, видимо, и такая надежда таилась в девушке: приезжала она не так, как в старые времена, в подвязанной тесьмой рубашке, в тулупе, вывернутом шерстью наружу, и с листьями в растрепанных ветром волосах, а с отлично заплетенной косой и в платье из цветного серадзского сукна. Мацько выходил к ней навстречу, и первый вопрос ее всегда был один и тот же: "Ну что?" — а первый его ответ: "Да ничего". Потом он вел ее в комнаты, и они при свете огня разговаривали о Збышке, о Литве, о меченосцах и о войне, вечно одно за другим, вечно одно и то же, и никогда ни одному из них не только не надоедали эти разговоры, но они даже никак не могли вдоволь наговориться.

Так шли целые месяцы. Бывало, что и Мацько ездил в Згожелицы, но чаще Ягенка приезжала в Богданец. Однако иногда, когда в окрестностях было почему-нибудь беспокойно или появлялись медведи, Мацько провожал девушку до дома. Хорошо вооруженный, старик не боялся никаких диких зверей, потому что сам был опаснее для них, чем они для него. Тогда он с Ягенкой ехал рядом, и часто из глубины леса доносились до них страшные голоса, но они, забывая обо всем, что могло с ними случиться, говорили только о Збышке. Где он? Что делает? Может быть, уже наколотил или скоро наколотит столько меченосцев, сколько наколотить поклялся покойнице Данусе и ее покойнице матери? И скоро ли вернется назад? При этом Ягенка задавала Мацьке вопросы, которые уже раз сто задавала прежде, а он отвечал на них с таким вниманием и так обстоятельно, точно слышал их в первый раз.

— Так вы говорите, — спрашивала она, — что битва на поле не так опасна для рыцаря, как штурм замков?

— А вспомни-ка, что случилось с Вильком? От колоды, которая катится с вала, никакие латы не спасут, а в поле, если только у рыцаря есть настоящее умение, его и десять человек не осилят.

— А Збышко? Хорошие у него латы?

— У него их несколько, все отличные, а самые лучшие — те, которые достались от фриза: они миланской работы. Еще год тому назад они были Збышке немного велики, но теперь в самый раз.

— Так уж против таких лат никакое оружие ничего сделать не может? Правда?

— Что рука человеческая сделала, то она может и сломать. Против миланских лат есть и мечи миланские, и английские стрелы.

— Английские стрелы? — с тревогой спрашивала Ягенка.

— А разве я тебе не говорил? Нет в мире лучников лучше англичан… Разве только мазуры лесные, но и у тех нет такого оружия. Английский арбалет на сто шагов пробьет самые лучшие латы. Я видел под Вильной. И ни один из них не дает промаху, а находятся и такие, что попадают в ястреба влет.

— Ах, язычники окаянные! Что же вы с ними делали?

— Ничего не оставалось, как сейчас же нападать на них. Хорошо они, собачьи дети, и бердышами орудуют, но уж врукопашную наш знает, что делать.