Монахи тоже не выказывали удивления, потому что такой обет не обязывал ни к чему. Часто приносились обеты замужним женщинам, и в знаменитых родах, среди которых распространен этот западный обычай, почти у каждой был свой рыцарь. Если же рыцарь приносил обет девушке, то благодаря этому он не становился ее женихом, напротив, чаще всего она выходила за другого, а он, поскольку у него хватало постоянства, не переставал быть ей верным, но женился на другой.

Немного более удивил монахов молодой возраст Дануси, да и то не особенно, потому что в те времена 16-летние подростки бывали каштелянами. Самой великой королеве Ядвиге в момент своего прибытия из Венгрии было только 15 лет, а 13-летние девочки иногда выходили замуж. Впрочем, в эту минуту больше смотрели на Збышку, чем на Данусю, и прислушивались к словам Мацьки, который, гордясь племянником, рассказывал, каким образом юноша добыл себе столь драгоценное платье.

— Год и девять недель тому назад, — говорил он, — пригласили нас в гости саксонские рыцари. Также был у них в гостях один рыцарь из далекого народа фризов, живущих у самого моря, и был при нем сын, года на три постарше Збышки. Раз на пиру сын этот стал непристойно говорить Збышке, что у него нет ни усов, ни бороды. Збышко горячий, неприятно ему было это слушать, и вот схватил он его за губу и вырвал из нее все волосы… А потом бились мы: смерть или рабство.

— Как это вы бились? — спросил шляхтич из Длуголяса.

— Да отец вступился за сына, а я за Збышку. Ну и дрались мы вчетвером, в присутствии гостей, на утоптанной земле, и был у нас такой уговор: кто победит, тот возьмет и телеги, и лошадей, и слуг побежденного. Помогай Господь! Зарезали мы этих фризов, хоть и с большим трудом, потому что ни в мужестве, ни в силе у них недостатка не было. А добыча досталась нам славная: было у них четыре телеги, четыре огромных жеребца, да девять слуг, да пара отличных лат, каких у нас и не сыщешь. Шлемы, правду сказать, мы в бою раскололи, но Господь Бог в другом нас утешил, потому что был у них целый кованый сундук дорогих одежд. Та, в которую теперь переоделся Збышко, была там же.

Тут оба краковских шляхтича и все мазуры стали с большим уважением смотреть на дядю и племянника, а пан из Длуголяса по прозвищу Обух сказал:

— Так вы, я вижу, народ проворный и крепкий.

— Теперь мы верим, что этот мальчик добудет павлиньи перья.

Мацько смеялся, и в суровом лице его было воистину что-то хищное.

Между тем монастырские слуги вынули из ивовых корзин вино и закуски, а из людской девки стали выносить миски, полные дымящейся яичницы, обложенной колбасами, от которых по всей комнате распространился крепкий, вкусный запах свиного сала. При виде этого зрелища все почувствовали аппетит и двинулись к столам.

Однако никто не занимал места против княгини; она же, сев посредине стола, велела Збышке и Данусе сесть против нее, а потом обратилась к Збышке:

— Полагается вам с Данусей есть из одной миски, но не жми ей ног под столом и не трогай ее колен, как делают другие рыцари, ибо она слишком молода.