— Обида всегда может найтись, но из-за обиды русские люди еще никогда не шли на службу к врагу.

— Еще как шли, — возразил Старик. — И татарам служили, и полякам, и литовцам, и от одного князя к другому бегали туда и обратно — где больше платили. Мы, русские, как и все, разные. Я понимаю, у тебя главный вопрос есть. Почему я пошел в старосты? Я не шел, меня люди упросили. Знают, я зла не сделаю. А еще люди знают, что я не дурак. И наверное, считают: лучше с умным потерять, чем с дураком найти. А у тебя какая профессия есть, кроме комиссарства?

— Я историк, Московский университет кончил.

— Если историк, то не ты мне, а я тебе должен задавать вопросы. Как думаешь, чем закончится эта заваруха? Что будет в остатке?

— В остатке немцы проиграют.

— А если выиграют?

— Не получается. Страна огромная. Немцам сил не хватит удержать власть.

— А если договорятся с большевиками? Немцы до Урала, а большевики в Сибири?

— Такой договор люди не простят. Взбунтуются. И будут воевать, пока не останется ни одного немца.

— Заодно, может, и большевиков попрут вместе с немцами.

Политрук молчал.

— Ладно, — сказал Старик. — Москву можно сдать и снова забрать. Значит, зимой позиционная война, а летом то мы наступим, то они.

— У нас больше ресурсов, людей, терпения. Немцы большого напряжения не выдержат.

— Нам бы самим выдержать. Сегодня к вечеру вернусь или завтра с утра, и будем думать, как жить дальше. Полицмейстер дочек моих посадил. Обкладывает, как медведя.

— За что так не любит?

— Жениться хочет на моей внучатой племяннице. А я против.

— Это ей решать.

— Мне решать, среди родни я самый старший… Ее жених, когда в армию уходил, просил меня, если что, чтобы я помог им, ты не поймешь, мы все тут повязаны. Я с его дедом в армии служил, его покойный отец моим девкам помогал, пока я раскулаченным по Сибири шастал.

— А Полицмейстер не местный? — спросил Политрук.

— Местный. И тоже мой родственник, дальний только, седьмая вода на киселе. Не поймешь ты этого…

Старик ехал по райцентру. С главной улицы повернул в переулок, остановил лошадь у здания с надписью: «Полиция». Попытался пройти во двор, но его остановил часовой.

— Как доложить? — спросил часовой.

— Скажи, что староста из Блинов.

Старик ждал у ворот. По двору ходили полицейские, вооруженные советскими винтовками. Некоторые прицепили кавалерийские шашки. Старика все не приглашали. Он присел на корточки у забора и стал дремать, как старая птица на насесте.

— Пусть заходит, — крикнули наконец с крыльца.

Старик прошел в кабинет Полицмейстера. На столе Полицмейстера лежал советский автомат ППД, на стене висел цветной портрет Гитлера.

— Чаю выпьешь? — спросил Полицмейстер.

— С охоткой, — ответил Старик.

Они пили чай. Полицмейстер из стакана в серебряном подстаканнике. Старик привычно из блюдечка.

— Из-за дочек приехал? — спросил Полицмейстер.

— Из-за дочек, — ответил Старик.

— Тебя комендант пока не разрешил арестовывать — мало фактов у меня против тебя, а у твоих дочек мужья в Красной Армии, поэтому они могут ведь и беглых пленных укрыть, и партизанам помощь оказать.