— Мы ничего не будем показывать вашему руководству. Пленку будут проявлять в Москве, — успокоил я его.

Потом был обед, я выпил не так уж и много, но меня почему-то развезло, и я уснул. Предложили поспать перед дорогой и оператору, и звукооператору, и ей.

В Москве на кинопленке у оператора и на магнитной пленке у звукооператора не оказалось именно того куска, о котором просил командир катера.

Не думаю, что решение отмотать пленку и вырезать компрометирующие куски принималось на уровне капитан-лейтенанта.

Я подмонтировал отснятый материал, написал закрытый комментарий и стал ждать, когда материал посмотрят в Главном политическом управлении армии.

Я решил, что пришла пора познакомиться с ее родителями и детьми, но она по-прежнему не приглашала к себе и вдруг перестала приезжать ко мне.

Я не звонил ей несколько дней, потом не выдержал и позвонил.

— Приезжай, — попросил я.

— Не сейчас.

— Когда? Я очень тебя хочу.

— Мне еще нужно время.

— Для чего?

— Я не знаю.

— А что ты знаешь?

— То, что пока не могу приезжать к тебе.

Только через годы я понял, что за меня решила Организация, которая просчитывала каждый мой поступок, направляла мои действия, одобряла их или изменяла в нужном для них направлении.

Организация не одобрила мой выбор женщины, с которой я хотел связать жизнь, выражаясь высокопарно, а говоря проще — я хотел с ней спать, быть рядом каждый день, воспитывать ее детей и чтобы она родила моих детей.

Теперь я понимаю, что та роль, на которую меня выбрали, не предполагала, что моей женой станет еврейка с двумя детьми от эмигрировавшего в Америку. Вероятно, наша разведка знала о ее каждом шаге и, когда у нас возник роман, некоторое время присматривалась, решая, как использовать меня и ее. Решив наконец, что использовать ее невозможно, ее вызвали на Лубянку, предложили забыть меня и свою командировку по армиям Варшавского Договора.

— А если не забуду? — спросила она.

— Мы вас никогда не выпустим в Израиль.

— А если забуду? — спросила она.

— Документы об эмиграции в Израиль мы вам оформим за неделю.

Она рассказала мне об этом, когда мы с нею встретились в Израиле — я приехал туда с делегацией как депутат Государственной Думы.

— Наверное, я тебя любила, — сказала она, — но я никогда бы не вышла замуж за агента КГБ. Это было для меня невозможно по определению. Хотя в этом, наверное, нет ничего предосудительного. Сотни тысяч людей всегда сотрудничали со спецслужбами своих государств. Так было всегда и, наверное, всегда будет. Но, узнав об этом, я не могла даже спать с тобою. Ведь от тебя могли потребовать отчетов, о чем я говорила и даже какая я в постели. Я даже не осуждала тебя. Мне ведь тоже предлагали сотрудничать, чтобы использовать мое многоязычие. К тому же я терпеть не могла евреев, предпочитая русских мужчин.

— Но теперь ты вышла замуж за еврея.

— Я не замужем. А ты?

— Я не женат.

— Жаль, — сказала она. — Я надеялась, что ты женат, у тебя двое детей, ты любишь жену и возврата к такому замечательному роману нет и не будет. Когда мужчина не женат, женщина всегда на что-то надеется.