В другом классическом эксперименте знание людьми того факта, что участнику дебатов назначали позицию сторонника или противника Кастро, не влияло на появление соответствующего отношения к этому участнику. Похоже, что они рассуждали так: «Да, я знаю, что его назначили на эту роль, но я думаю, что он действительно верит в то, что говорит».

Наблюдая за унижениями, которые Золушка терпела в своем доме, ее семья и соседи считали ее застенчивой и боязливой; танцуя с Золушкой на балу, принц видел обходительную светскую даму. Сама Золушка прекрасно знала, что, в зависимости от ситуации, она была и одной, и другой. С этим искажением — недооценивать ситуацию и переоценивать внутренние качества при объяснении поведения других людей — практически невозможно бороться, особенно тем, кто воспитан в индивидуалистическом западном обществе. Я помню свой шок от встречи с актрисой-студенткой, сыгравшей отвратительную старуху. Я предположил, что эта несчастная молодая женщина подходила к этой роли по своему типажу, но обнаружил, что на самом деле она была обворожительной женщиной. Я сделал ошибку, приписав женщине то поведение, которое она демонстрировала в соответствии со своей ролью. Леонард Нимой из знаменитого «Звездного пути» понимает это.

Существует множество повседневных примеров фундаментальной ошибки атрибуции. Раньше я думал, что только интроверты, приветливо смотрящие на меня сквозь очки, приходят на мои занятия, начинающиеся 8.30 утра, и что жизнерадостные экстраверты предпочитают ходить на вечерние занятия, начинавшиеся в 7.00 вечера, время, которое больше подходит для начала вечеринки. Сейчас я вижу, что я совершал фундаментальную ошибку атрибуции; я приписывал внутренним склонностям студентов то, что я должен был приписать ситуации. Совершенно случайно я прочитал, что полиция разогнала шумную вечеринку в студенческом общежитии; я ломал голову, кто мог быть ее участником. Вряд ли кто-то из моих студентов; на занятиях и в моем кабинете они казались такими трезвомыслящими и разумными.

В свою очередь, студенты могут полагать, что все профессора — люди коммуникабельные, потому что они видят нас в ситуации занятий, когда мы вынуждены быть именно такими. Поймайте нас в другой ситуации, например, когда мы жмемся в уголке во время вечеринки, и мы покажемся вам лишенными «профессорского» блеска. Вне своих ролей президенты выглядят не столь «президентскими», судьи — не столь «судейскими», а слуги — менее услужливыми. Мы, профессора, видим себя в самых разных ситуациях, поэтому менее склонны считать самих себя экстравертами и чаще говорим так: «Я общительный? Все зависит от ситуации. На занятиях — да; в общении же я достаточно застенчив». И если вы думаете, что мы умные, потому что так часто знаем ответы, помните, что в аудитории мы должны выбирать тему и задавать вопросы. В экспериментах с викторинами те, кому назначали задавать вопросы, казались более умными, чем те, кому отводили роль участников викторины. Даже Регис Филбин может показаться недоумком, если посадить его по другую сторону стола.