Сейчас в Риме не было такого человека; не было уже давно – с тех пор, как девятнадцать лет назад умер Сципион Эмилиан. Марк Эмилий Скавр почти добрался до этой вершины, но у него не хватило великой autoritas, как называют ее в Риме: смесь силы, власти и славы. Да будет он здрав!
По толпе сенаторов пробежал легкий шепот, она колыхнулась; Марк Минуций Руф, старший консул, приступил к обрядовому приношению в честь великого бога, однако произошла заминка – бык, обреченный на заклание, отказался съесть корм со специальными снадобьями, запыхтел и начал вырываться. Теперь хорошего года не жди – заговорили все, припоминая и прочие дурные предзнаменования этого дня. Служитель изо всех сил пытался пригнуть голову животного к земле. Бык отчаянно сопротивлялся, предчувствуя погибель и борясь за жизнь. Наконец человек, удерживающий быка на веревке, взмахнул рукой с коротким мечом – так быстро, что вокруг не успели ничего понять; глухой треск вспоротой шкуры, брызги темно-вишневой тяжелой крови – и бык рухнул на вымощенную каменными плитами площадку. Тогда полуобнаженный человек с топором опустил свое обоюдоострое оружие на шею животного; камни вокруг обагрились кровью. Жрецы наполнили ею священные чаши, а она все стекала с плит, трудно впитываясь в мокрую от дождя землю.
«Как много можно узнать о человеке по тому, как отзывается в нем вид и запах крови»– опять углубился в размышления Гай Марий, глядя, как одни поспешно отходят в сторону, другие даже не обращают внимания на то, что их сандалии вымокли в крови, а иные всеми силами пытаются сдержать тошноту.
«Ого! Есть и еще один, кто тоже наблюдает за происходящим!» Едва вступивший в пору зрелости, он стоял среди всадников. Однако на тоге его не было узкой красной полоски, приличествующей всадникам. Он развернулся и двинулся к Форуму. Но Гай Марий успел заметить, как жадно сверкнули его выразительные светло-серые глаза при виде кровавой струи. Гай Марий никогда не встречал этого человека. Кто же он? Должен же кто-нибудь что-то знать о нем! А как он красив – красотой мужской и женской сразу. Белая, как молоко, кожа и волосы цвета восходящего солнца. Будто сам Апполон явился перед Марием. Нет, конечно, нет: может быть у бога взгляд, как у человека, знающего, что такое страдание; разве может быть богом тот, кто страдает?
Второму быку подсыпали в корм еще больше снотворного, но и он стал сопротивляться, и даже сильнее, чем первый. Его не усмирил, а лишь разъярил удар по голове, обычно заставляющий животное тут же покорно оседать, подставив шею под топор. Какой-то жрец сообразил схватить быка за мошонку и тем выиграть несколько мгновений. Удар, бык свалился, брызги крови окропили всех стоящих вокруг, включая консулов. Спурий Постумий Альбин и его младший брат Авл оказались сплошь залитыми кровью. Гай Марий краем глаза изучил их лица, обдумывая последствия такого дурного предзнаменования. Рим гудел как потревоженный рой, почуявший опасность.
Непрошенные мысли все не отвязывались, только назойливей стали. Будто уже время его подошло – миг, который вознесет Гая Мария на вершину власти, сделает Первым Человеком в Риме. Здравый смысл – немало его накопилось у Мария за жизнь – сопротивлялся в нем, предупреждал, что предчувствия только дразнят его, соблазнят и обманут, отдав на позор и на смерть. «Он что, и впрямь верит, что эти предчувствия – голос судьбы, которая только и ждет, что бы сделать его Первым Человеком? Ерунда!!» – сказал бы любой здравомыслящий римлянин. Ему, Гаю Марию, 47 лет, он случайно попал в шестерку избранных на пост претора пять лет назад – да и то шестым, последним в списке. Уже тогда был он далеко не молод, чтобы бороться за консульское кресло, не имея ни громкого имени, ни своры клиентов, а сейчас и подавно… Его время прошло. Прошло, утекло, иссякло.