— Хреновый расклад…

— Не то слово, Геракл, не то слово.

— Хоть бы нам броню выдали. Глядишь, пару минут и отыграли.

Додон без всякого выражения смотрит на собственный отряд «панцирников» и вяло отмахивается:

— Это все бирюльки, не поможет особо, больше для понту вырядились. Ставку на другое делаю… Ты к наркоте как относишься?

Сплевываю в ответ:

— Самолично расстреливал наркоманов и барыг!

— Молодец, хоть что-то в тебе правильное есть. Видать, даже в самой черной душонке просветы встречаются.

С этими словами площадник извлекает из вещмешка небольшой металлический ящик, напоминающий по виду безыскусную, лишенную малейших узоров шкатулку. Внутри медицинские шприцы и ампулы, аккуратно уложенные в несколько рядов.

— Это то, о чем я думаю? — остается надеяться, что Додон услышит всю глубину презрения, заложенную в емкой фразе.

— То, да не то, — качает седой головой он. — Кайфа не жди. В несколько раз увеличивается реакция, боль практически полностью блокируется, силы прибавляются… Главное, в запале мутов поверх себя не поднимать — кости рук от массы такой хрустнуть могут, а ты даже и не заметишь, героический муравейчик…

Я с интересом кручу заполненные мутной жидкостью стеклянные ампулы:

— Забавная штучка. А побочка?

— Кто ж его знает? Препарат старый, экспериментальный… Говорят, два шприца — смертельная доза, через пару часов разрыв сердца гарантирован. А тут аж по три дозы на брата. Если кто рассчитывает жить вечно, могут…

— Не могут, — зло обрываю я. — Давай свою дурь. И уточняю: по три на брата.

— Молодцом, — старый воин вновь щедрится на похвалу. — Был бы не таким конченным засранцем, мог бы стать неплохим солдатом.

— Да пошел ты…

— Проверка связи! — шипит в ухе одолженный Додоном наушник. От неожиданности вздрагиваю: громкость выкручена на полную катушку.

— Слышу, слышу…

— Динамик не вздумай закрутить, — вновь раздается надсадный хрипящий голос. — Скоро все превратится в ад, а в аду стоит такой грохот, что…

— Понял, конец связи! — Я грубо обрываю, не нуждаясь в объяснениях. От уколов кружится голова, глаза режет, а в ушах без остановки что-то шумит — наверное, кровь прилила к голове. Сейчас бы посидеть парочку минут, оклематься. Однако сначала надо расставить людей по оговоренной с мерзопакостным площадником схеме, тогда и…

Поначалу робко, еле слышно, а потом, все увереннее набирая ни с чем не сравнимую силу, сверху раздается колокольный набат. Через минуту его мелодичный и одновременно напористый перезвон наполняет все пространство вокруг, изгоняя извечную тишину пустынного мертвого города далеко за его пределы. Запрокинув головы, все — и площадники, и динамовцы — устремляют восторженные взоры на раскачивающиеся в вышине колокола. Металл поет. Пусть прощальную песню, за которой уже не будет ничего, — неважно! Если ты слышал, как рыдает и смеется железо, тебе больше нечего бояться в этой жизни. Священный металл зовет в бой, наполняя душу трепетом и отвагой, вселяя… пусть не надежду, ее нет ни у кого, но ощущение ненапрасности самой последней жертвы, что может принести один человек ради другого…