— Как… будешь?
— А какой русский откажется от ста грамм? — Я в свою очередь залез в свою сумку и достал круг колбасы, хлеба, кой какую закусь и тоже бутылку коньяка. Через пару минут небольшой столик был уставлен закуской и выпивкой. Пётр Николаевич взял мою бутылку и протянул её мне.
— Убери до завтра. Границу с Польшей будем пересекать вот и дербалызнем.
Выпили за удачную поездку и пока закусывали, я всё косился взглядом на звезду Героя на пиджаке, висевшим на плечиках.
— Ну, иди. Погляди, если так тебя это интересует, — увидев мой интерес, разрешил полковник.
Что ж…, звезда Героя смотрелась солидно и пальцы чувствовали приятную тяжесть, когда я немного приподнял её. Пять орденов и десять медалей.
— За войну, Пётр Николаевич?
— Звёздочка, четыре ордена и три медали за войну. Я ж год уже отслужил срочной службы, как война началась: от первого дня до последнего. Остальные награды милицейские. За службу в милиции.
— Ничего себе, а я очень люблю читать про войну, особенно про первые месяцы войны. Расскажите, Пётр Николаевич… Только ни как пионерам рассказываете, а по настоящему.
— Ладно… тогда садись. Выпьем и расскажу. Только не только о себе, но и о других кто был тогда рядом, а особенно про своего командира майора Третьякова. Вот это был командир, всем командирам командир…
Часть первая
Хорошо уплотнённая, щебёночная дорога летела через небольшие, насквозь пронизанные солнечными лучами и от этого весёленькие перелески, выскакивала в поля, в которых уже желтела и склоняла к земле тяжёлые колосья пшеницы или синели бескрайними просторами посевы льна. Иной раз она тянулась долгими километрами густых и сумрачных лесов, где нетронутые, высокие и могучие деревья сонно дремали на протяжении сотни лет около дороги, наблюдая неспешное движение повозок и людей. Но всё равно дорога рано или поздно, но вырывалась и оттуда, ныряла в глубокие, заросшие густым кустарником овраги, перепрыгивали по небольшим, но крепким мосткам через узкие ручейки и речушки. Гораздо реже она утыкалась и в более широкие реки, где путников поджидали паромы или неглубокие брода.
Дорога была старая, служа людям не одну сотню лет и могла рассказать много чего интересного и познавательного. Видела она и польские полчища гордой шляхты, видела многочисленные русские рати. Глядела на наполеоновские войска, двигающиеся в сторону Москвы, а через полгода бредущих по колено в снегу, голодных, замёрзших, бросающих всё разбитых французов. Много что она видела и если бы владела голосом и слогом классика английской литературы Вальтера Скотта, то она могла рассказать как у этого невзрачного мостика, в начале прошлого столетия, разбойнички начисто ограбили богатого купчину, но жизни его не лишили. А здесь, у валуна, грузно вросшего в землю и покрытого наполовину мхом, долгими и длинными вечерами счастливо встречались парень с девушкой из соседних деревенек, любовь которых закончилась свадьбой и долгой, трудной, но счастливой жизнью. А у этой развилки умерла монашка: шла, шла, присела отдохнуть и умерла. Поэтому здесь и стоит наполовину сгнивший и наклонившийся на сторону католический крест с потемневшей иконкой святой девы Марии.