«Ну, кажется, первый день в Кейптауне прошел не без пользы», — подумал Павел, прежним путем покидая контору. Конечно, рациональнее было бы Роулза просто ликвидировать, а дом поджечь, но… Мы ведь с англичанами действительно не воюем, пока, да и в рассуждении грядущих планов лучше известный противник, чем новый. В конце концов, грубые методы следует использовать только в случае крайней необходимости.
Глава 7
Давыдов и Эльснер не спеша ехали рядом, стремя в стремя, вдоль плато, круто обрывающегося к океану, в сторону пресловутого мыса Доброй Надежды, который большинство людей, даже изучавших географию в школе, упорно считают самой южной точкой Африки, хотя это совсем не так.
— А хорошо все-таки, — продолжал Давыдов начатый еще на «Валгалле» разговор.
— Что хорошо?
— Да все абсолютно. Живые мы по-прежнему, против всяких ожиданий, как и не было всех этих войн, и вообще устроились лучше, чем могли когда-нибудь вообразить. Ну, кем бы мы с тобой были, при самом благоприятном раскладе, в старое время? Если бы до конца войны не убили, не покалечили и революции никакой не случилось?
— Ну, капитанами бы и были, батальонными командирами в лучшем случае, солдатиков муштровали в триста каком-то номерном полку, — ответил Эльснер, имевший привычку обстоятельно отвечать на любой обращенный к нему вопрос. Он, наверное, и на римском форуме на гневный пассаж Цицерона: «Доколе же, Катилина, ты будешь злоупотреблять нашим терпением?!» — спокойно назвал бы месяц, день, а то и час. — Хотя лично я, скорее всего, подал бы в отставку и пошел доучиваться в университет.
— А я, пожалуй, в Академию Генерального штаба. И все равно скучно, друг мой Пауль.
— В Стамбуле, хочешь сказать, веселее было?
— Как посмотреть. Если в результате наших там мучений случилось то, что случилось, так и Стамбул оказался не напрасен. Я тебе скажу — с самых младых ногтей был я уверен, что судьба сулит мне долгую жизнь и множество невероятных приключений. Но никак не пехотную службу и окопное сидение. Сколько раз я об этом на фронте задумывался, проклинал ее, индейку, так меня обманувшую…
— Судьбу проклинать нельзя, — наставительно заметил Эльснер. — Скажи спасибо, что она твои слова всерьез не приняла.
— Да кто ее знает. Может, и приняла, только до смерти наказывать не стала. Так, проучила слегка несмышленыша, чтоб не впадал в грех уныния.
— Ты, Никита, не оригинален. Я вообще не знаю людей, которые в детстве не воображали для себя самую расчудесную биографию. Думаешь, я собирался идти по родительским стопам, с утра до вечера в конторе за биржевыми сводками просиживать? Я тоже романтическим мечтаниям предавался, хотя все Эльснеры, кроме, может быть, древних ливонских рыцарей, люди до чрезвычайности практичные и педантичные. Наверное, и я бы таким стал, если б не война…
Оба замолчали, вдруг задумавшись, каждый о своем.
Но неугомонный Давыдов долго молчать не умел.
— Ну, так вот я и соображаю, а стоит нам отсюда в Россию возвращаться? Хоть в какую. Что там делать? Понятно, если б жены, дети, перспективы, наконец! Здесь покрутимся, пока долг требует, а потом… Копи царя Соломона меня по-прежнему волнуют. Пока кровь кипит в груди, и мы с тобой стрелять не разучились, под шумок алмазами разживемся, потом можно и в Южную Америку рвануть. Там тоже много чего интересного. Лет до сорока по миру пошляемся, тогда и о покое задуматься можно. Ты как?