…Отвыкшие от цивилизации путешественники, прежде всего женщины, оказавшись на палубе «Валгаллы», после первых минут радостных приветствий и объятий почувствовали настоятельную необходимость привести себя в порядок. Одежда была прилично заношена, пропылена, и от всех резко пахло конским потом. В походе они этого не замечали, а сейчас, в стерильной чистоте парохода, вдруг увидели себя как бы со стороны. Да и не «как бы» — на переборках коридоров было достаточно зеркал.

— О господи, ужас какой! — воскликнула Анна, прижав ладони к обожженным солнцем и ветром щекам. — Немедленно в душ, в ванну…

— И в косметический салон, — подсказал Шульгин.

— И к модистке, — добавил Андрей.

В обширном холле на пересечении главного продольного и двух поперечных коридоров шлюпочной палубы, откуда вверх и вниз шли сразу четыре широких трапа, Лариса вдруг схватила Ирину за руку. Притянула к себе. В глазах у нее читалось все сразу — и радость, и облегчение, и неизжитый страх. Что же удивительного, ей в этом походе досталось больше всех. А усталость, накопившаяся за многие дни кочевой жизни, полной ежеминутных опасностей, действительных, мнимых и потусторонних, обычно наваливается сразу, как только исчезает необходимость держаться.

— Спасибо тебе, я не забуду…

— Да о чем ты? — Ирина провела по ее плечу ладонью. — Ничего ведь особенного. Раньше и хуже бывало…

— Нет, ты не понимаешь. Вы второй раз меня по-настоящему спасаете. Сначала Наталья и Левашов, тогда еще, в первый вечер в форте, вчера — ты. Оба раза я уже переставала быть собой, почти развоплощалась и — удерживалась на самом краю. Ты думаешь, я такая, такая… А если бы в тот раз Наталья не позвала меня «развлечься» на даче у «знаменитого писателя», я бы, может… Потом подумала — черт с ним, поеду. Захочется, лучше в красивом лесу на дереве повешусь, под шум дождя, чем в пустой комнате вены резать или таблетки глотать…

— Ну что ты, что ты, — успокаивала ее Ирина, ведя к двери каюты. Своей, не Ларисиной. — Теперь-то чего вспоминать? Сейчас искупаемся, посидим, поболтаем, намакияжимся и ужинать пойдем…

На самом деле она все понимала и помнила, сколько усилий приложила, никому ничего не говоря, чтобы при первой встрече, поняв, с кем имеет дело, выдернуть незнакомую девушку из пучины суицидной депрессии. Сумела в первые полчаса знакомства переориентировать ее психику на желание жить и любить, а не уйти туда, где «нет ни скорби, ни воздыхания».

Только не думала, что Лариса каким-то образом ощутила это и запомнила. Очень может быть, что случившееся в пещере дуггуров активизировало этот сегмент ее эмоциональной и интуитивной памяти.

Стереть все черные пятна в психике подруги, конечно, не получится без разрушения основы личности, а вот осторожно, очень аккуратно отклонить вектор настроения — вполне по силам. Особенно если глубинная суть психотравмы Ларисы известна и понятна.

С Левашовым ей сейчас оставаться наедине нельзя. Девушка это понимала инстинктивно, как кошка. Общение с ним, интеллектуальное или физическое, вызвало бы обратную реакцию. Почему она и обратилась к Ирине.