— Кто это?
— Представитель «Интернэйшнл телофоник».
— Я с ним не знаком.
Стау достал из кармана фотокарточку: Зотов пожимает руку Лоренсу.
— Посмотрите сюда. Видите, это — Лоренс.
— Я не знаю этого человека.
— Господин Зотов, в Москве легко проверят, подлинная это фотография или скомпонованная. Что вы им ответите, если фотография подлинная? И еще вам придется ответить на такой вопрос: подлинна ли пленка, на которой записан ваш разговор с Лоренсом и Глэббом, — она у меня в кармане. Хотите, включу?
Не дождавшись ответа Зотова, Стау щелкнул чем-то во внутреннем кармане пиджака, и сразу же возникли голоса: сначала Лоренса, потом Зотова, а после Глэбба.
«Лоренс: Хотите переснять данные о поставках на ксероксе?
Зотов: У нас поганый ксерокс, я, видимо, сделаю фотокопию.
Глэбб: Вы получили вчера то, что хотели от нас получить? Взяли спокойно?
Зотов: Спасибо, Джон, я вам обязан, право.
Глэбб: Это мы вам обязаны, Эндрю, обязаны дружбой.
Лоренс: Как вы думаете, мистер Зотов, ваше правительство окажет военную помощь Нагонии в случае конфликта?
Зотов: Бесспорно».
Стау выключил диктофон в кармане, стало тихо в палате, тишина особенно подчеркивалась нудным жужжанием мухи, бившейся о стекло.
— Ну? — спросил Стау. — Как вы это объясните? Вашингтону это объяснять не надо, я имею в виду Москву, господин Зотов. Если бы я был на месте КГБ, я не поверил бы ни одному вашему слову. Вы должны понять, что документы, которые выкрали у сеньора Лоренса, находятся в цепких руках, в очень цепких руках.
— Я бы хотел поговорить с прессой.
— Пожалуйста. Сейчас я запишу ваше заявление. Американские репортеры уже здесь.
— Нет, я хочу, чтобы их пустили сюда.
— Их пустят сюда, как только вы сделаете заявление и вас смогут открыто защищать верные друзья.
— Слушайте, мне очень хочется спокойно помереть. Так что уйдите, ладно?
— Если вы не ответите мне в положительном смысле, господин Зотов, я буду вынужден передать прессе все материалы, добытые моими службами. Эти материалы скомпрометируют вас как американского разведчика, и процесс станет неуправляемым — вам не миновать суда.
Зотов закрыл глаза, пот струился по его лицу — нос заострился, лоб и щеки в кровоподтеках, землистого цвета; веки сине-черные.
— Я приду к вам завтра, — сказал Стау. — Отдыхайте. И ни о чем не думайте. Мы не дадим вас в обиду. Только я не могу понять вас: если человека обыграли, следует признать свое поражение. Тем более что поражение-то кажущееся — вы обретаете свободу вместо постоянного рабства.
— Я слышал, — шепнул Зотов. — Кто-то мне уже говорил об этом. Только другим голосом…
— Пожалейте меня, господин Зотов. Я попал в сложное положение: я обязан доказать вашу вину, и я докажу ее, если вы не проявите благоразумия.
Пол Дик обратился к Стау, когда тот вышел из отделения, где была палата Зотова, — коридор тоже блокировали, у стеклянных дверей стояли два детектива в белых халатах.
— Мистер Стау, я Полк Дик из «Пост». Как состояние русского?
— С этим вопросом обратитесь к врачам, я сыщик, а не хирург, — ответил Стау, не останавливаясь.
— Русский изобличен как шпион?