"А интересно было бы хоть одним глазком посмотреть на этого великана, думал Лева, лежа в потемках. - Он, поди, выше моего домика ростом, да уж, конечно, выше, что он, мой домик. Нет, этот великан, пожалуй, даже выше двухэтажного особняка нашего начальника АХО, хотя что это я, смешно даже! Джинн наверняка с телебашню будет ростом... А может, и не будет. Нет, не будет. Выше десятого этажа вряд ли. Метров тридцать, тридцать два от силы.

А кувшин такой маленький и легкий. Даже и не верится... А может, выдумал я все сдуру? Может, нету в этом кувшине никого? Может, был, да весь вышел? Нет, вышел не весь, только кусочек бороды вышел, это я сам видел. А вдруг он там давно умер? Хоть и джинн, но ведь и ему не высидеть в тесном горшке больше определенного срока. Вдруг умер или даже наложил на себя руки от тоски. А что, очень даже запросто. Любой бы на его месте не выдержал. А к примеру, и я..."

И тут Лева ни с того, ни с сего начал думать, какой бы он выбрал способ, если бы вдруг припекло.

"Та-ак, - перебирал он в уме. - Вешаться - пошло. Стреляться - не из чего. Вены вскрывать - как-то нехорошо... Может, нож в сердце? Нож - это красиво. Но как представишь, что своей рукой поднес к груди сверкающий замогильным холодом тесак и надавил и нож стал постепенно скрываться в твоей беззащитной груди..."

Лева аж поежился в постели, так ясно он представил все это, и в тот же миг понял, что ничего такого проделать с собой никогда не сможет.

Мысли его вернулись к старинному кувшину:

"А если он все-таки там сидит спокойненько и ждет своего часа? А я как открою, да выпущу его на волю! А он как закричит с высоты своего невиданного роста:

"Ты выпустил меня, о, повелитель! Осеребрю, озолочу, приказывай, чего хочешь, о, господин мой, да продлит аллах дни твои, о, светоч моих очей!" И упадет передо мной ниц, аж земля содрогнется, как бы мой домишко не рассыпался. А я как прикажу ему, мол, построй-ка мне такие хоромы, как у нашего начальника АХО и даже еще роскошней!..

Впрочем, нет. Он-то, возможно, и построит любой терем, да ведь теперь не старое время, теперь придется декларацию о доходах представлять. А где я се возьму? Джинн, конечно, хоть какую декларацию мне нарисует, ему это, конечно, раз плюнуть. Но ведь проверять станут, и тогда уж никакой дух не спасет..."

Лева встал напиться. Видать, смородиновая настойка уже слегка перебродила.

"...А я как открою, выпущу его на волю - а он как выскочит, как закричит: "Ах ты такой-сякой, неверный, что же ты, скотина, так долго не выпускал меня отсюда и куда ты подевал мою распрекрасную бороду?! А вот я тебя за это сейчас поджарю на костре из твоей хибарки, хороший костерок получится, дровишки сухие, да как съем я тебя, упитанного и некурящего, да как запью твоей настоечкой вопреки указу изготовленной! Да как с новыми силами начну крушить всю эту вашу частную собственность!"

И снова Лева поежился в постели от грозной реальности возникших в сознании картин. "Нет, настойку надо, пожалуй, вылить от греха!" - подумал он и провалился в глубокий беспокойный сон.