Зосима торопливо поджал ноги под стул и пощупал испуганно голенища сапог.

— Бельем, видать, они тоже не брезгуют, — сказала расстроенно Мария Николаевна, не забывшая свою невозвратимую потерю.

— Очень даже не брезгуют, — ответил Володя. — Те же авторитеты рассказывают про одного араба, который вечером уснул на гнезде термитов. А утром проснулся голенький. Термиты съели его одежду, до ниточки раздели!

— Вот жулики, — покачал головой Зосима.

— Вашим бельем. Марь Николаевна, они дали нам сигнал. А мы не обратили внимания, — продолжал Володя. — Они не одну уже ночь работали на нашей станции. Нападают они, как басмачи, в тишине, в тайне. Наружный слой не портят, а потом вдруг все валится и рассыпается. Видите, что наделали? — повел взглядом Володя.

— Скоро из Ашхабада ремонтный поезд придет. Исправим, — успокоительно сказал Козодавлев.

— Они полосой шли, — встал Володя и показал рукой путь термитов. — Зосимову будку прихватили, телеграфные столбы, часть железнодорожного полотна, а потом, наверное, на ту сторону, на юг двинулись.

— Совсем как Мулла-Исса! — засмеялся Мокроус. — Тот тоже навредит, ужасов натворит — и на ту сторону, за границу!

Мокроус вдруг вскочил и прислушался. Со стороны водокачки, в тени которой сидели под красноармейским конвоем пленные басмачи, послышались возбужденные, тревожные голоса. И сразу же хлестнул винтовочный выстрел. Мокроус швырнул на стол мокрое полотенце и выбежал из палисадника. Володя выбежал за ним.

На бегу они услышали второй винтовочный выстрел и тогда увидели маленького, верткого человечка, бежавшего в сторону железнодорожного полотна. Одет он был в темно-зеленую английскую шинель и высокий бараний тельпек[1].

Мокроус потянулся к нагану и с досадой плюнул: далеко, из револьвера не достать! А маленький человечек в английской шинели карабкался уже на железнодорожную насыпь, за которой стояли стреноженные лошади басмачей. “Уйдет, гадина!” — отчаянно подумал командир взвода. Но грянули сразу три винтовочных выстрела. Маленький человечек ткнулся вперед, будто его ударили в спину, потом откинулся назад и упал навзничь, раскинув руки. К нему бежал красноармеец, на бегу передергивая затвор винтовки.

Мокроус сменил бег на шаг и повернул к водокачке. Издали он начал кричать:

— Проворонили! Огород с картошкой вам стеречь, а не пленных басмачей! Как это случилось? Как он мог отбежать так далеко?

Старший караула виновато отвел глаза.

— Они виноваты, товарищ командир, вот эти твари!

Красноармеец штыком винтовки указал в землю. Из многих отверстий в земле выползали маленькие белые насекомые. Их было бесчисленное множество. Шли они очень быстро, сомкнутыми рядами. Отдельные насекомые, большеголовые, желто-коричневые, били головой о землю, производя слабый, но неприятный скрежещущий звук. Это был, по-видимому, тревожный сигнал. Остальные отвечали на тревожный сигнал громким злобным шипением.

— Мы их сначала не заметили, — продолжал старший караула. — Он первый увидел и заорал страшным голосом: “Вах-вах! Белые дьяволы! Пропали мы, пропали мы!..” Тут и мы увидели эту пакость. Впервой увидели, нам это в диковинку. Ну и вылупили глаза. А он отполз потихоньку — и бежать!