— Я тебя провожу до метро. — Он был вежлив.

— Тебе завтра рано вставать, зачем тратить время. Я вполне дойду сама.

— Нехорошо не проводить девушку вечером.

— О, не надо реверансов.

— Что это ты на меня бросаешься?

— Ты слишком мнителен.

— Мне нельзя быть мнительным — такие со стены сваливаются.

За такой пикировкой достигли станции, и как бы само собой получилось, что он ступил на эскалатор вместе с ней. Оба делали вид, что как бы не замечают этого.

Но вой, грохот и трансляция метро не позволяют наладить разговор по душам. Ларик молол про стройку, главное оттягивалось… «Он не хочет никакого выяснения отношений. Но тогда зачем поехал провожать? Начать первой?.. Его Катя лучше меня… Ну посмотрим».

В неопределенности ожиданий и намерений она хлебнула на выходе черную стужу. Ноздри смерзались на вдохе, пар оседал на шарфе, — какой разговор!.. Если он не войдет с ней в подъезд, то ничего не получилось…

Он попрощался в десяти шагах от двери, к которой вела расчищенная от тротуара дорожка.

— Спокойной ночи!

Из подъезда вывалилась троица, один со звоном разбил о стену бутылку, выругался, — двинулись навстречу, со смыслом погогатывая.

Валя сжалась. Ларик крепко взял ее под локоть; оглянулся, сказал в меру громко, свободно:

— Где это они застряли? — как бы ожидая близких друзей.

Трое не отреагировали: приблизились, миновали было, но — остановились вплотную; глянули в глаза, дохнули винцом, осклабились:

— Так как насчет закурить?

— Всем, или одному? — осведомился Ларик.

— Жадный! — огорчился остролицый длинноволосый угорь.

Самый высокий, здоровенный шкаф, обозрел Валю с наглой ласковостью:

— Девушка, который час? — пропел он.

— А вам мама разрешает так поздно гулять?

— Да еще неизвестно с кем.

— От этого могут получиться дети, — пояснил угорь.

— Знаете, каким образом? — просунулся вперед коротышка: смазливое личико качнулось в слабом полусвете дальнего фонаря.

Ларик высвободил руку из-под ее локтя и легким толчком отодвинул Валю позади себя, в снег.

— А чем дело? — спросил он.

— А ты чего дерешь Муму? Витек, разберись с ним.

— На пару слов, — кивнул угорь, напористо схватил Ларика за куртку и потащил его в сторону.

— Не смей! — зазвенела Валя, бросаясь.

Ларик двумя руками зажал кисть противника, крутанул вниз-вбок, опрокинул его, резко ударил вниз ногой в лицо — и полетел в снег от плюхи, которую навесил ему шкаф.

Дальнейшее она воспринимала слабо, забыв в оцепенении испуга кричать и звать помощь. (Да и кто попрется в ночь на крики о помощи?..) Драка выглядела страшно и живописно, как в кино, по сравнению с обычной уличной махаловкой, где калечат безо всяких внешних эффектов. Сознание фиксировало разорванные кадры: один валяется на снегу; Ларик стоит на четвереньках, и двое пинают его, целя по голове, опущенной меж рук; перекатившись на бок, Ларик хватает одного за ногу и дергает с вывертом, тот рушится; Ларик откатывается, вскакивает, но коротышка хватает его сзади за горло, а здоровый всаживает удары в лицо и грудь, хэкая на выдохах в такт; коротышка перелетает через спину Ларика и падает на здорового, валятся оба; удар ногой в живот; пятерня тычется в глаза; по утрамбованной тропинке в ледяном свете луны движется угорь, выставив перед собой острое сияние лезвия, а Ларик пятится от него, стягивая шапку — шапка летит в лицо, две руки перехватывают кулак с ножом, нырок, выверт с рывком, угорь с резким взвизгом падает на колени, стонет, нож лежит на снегу…