Зачем-то ему это было надо. Он и сам бы не мог ответить на этот вопрос, но два сезона подряд ходил в геологоразведку.

Окончил институт и, по настоянию отца, поступил в аспирантуру, Степан Юрьевич мечтал и тайно надеялся, что, может, сын продолжит династию ученых, когда-то же правительство поймет жизненную необходимость науки для страны, пусть не это, так следующее.

Василий отца не разубеждал, но оптимизма его не разделял, хотя в аспирантуру пошел – ну, хочет отец видеть его ученым, ну будет он ученым. Ему не сложно и даже интересно. Хотя… девяностые, какие там ученые! Смешно до горьких слез.

Однажды у них с отцом состоялся неожиданный ночной разговор, который Василий запомнил на всю жизнь. Он застал сидевшего в кухне за столом отца, крепко задумавшегося о чем-то совсем не простом над чашкой с остывшим чаем.

Разговорились, Степан Юрьевич высказывал наболевшее: о потерянной, загубленной науке, о ситуации в стране, о предательстве и откровенной продажности правящей верхушки, слившей страну, делился своей болью. А потом вдруг задумался на мгновение и сказал странную мысль:

– Это разрушительно до дна, до основания, но возможно, это именно то, что нужно стране для того, чтобы переродиться, начать жить в новой реальности, подняться и стать сильней.

Василий обалдел и принялся возражать, приводить аргументы, а отец тогда произнес неким особым, исповедальным тоном свое выстраданное:

– Самое сложное, сын, это понимать свое время. И принимать. И жить в нем, оставаясь человеком.

Василий учился в аспирантуре, писал кандидатскую, но большую часть времени помогал родителям в становлении их нового бизнеса.

Ездил то с отцом, то с мамой по всей стране в поисках интересных каменных фракций и валунов и растений для их питомника, участвовал в согласовании с местными властями на вывоз, подписании договоров, нанимал рабочие бригады – во всем принимал участие, попутно все-таки умудрившись защитить кандидатскую диссертацию на радость отцу.

В девяносто восьмом родители сдали один за другим два объекта, за которые с ними расплатились валютой, принялись за разработку плана по новому заказанному объекту, и тут случился дефолт.

Пересидели. Понятное дело, все заказы тут же пропали. А через пару месяцев Степану Юрьевичу один знакомый предложил купить у него по бросовой практически цене недостроенный завод по производству керамической плитки в ста с лишком километрах от Москвы.

Поехали, посмотрели, посчитали, и отец спросил Василия:

– Возьмешься?

– Не понял? – переспросил сын.

– Для нас с мамой это не потянуть по силам и занятости: у нас цех обработки и питомник, которые требуют еще очень много вложений и развития. Но плитка, особенно добротная, тротуарная, это нам по профилю очень подходит и интересно с заделом на будущее. Возьмешься за этот проект? Доведешь завод до ума, запустишь? Ты тут будешь единоличный хозяин и директор в одном лице. Ну как?

– Ну, давай, – все же сомневаясь, согласился с неожиданным предложением Василий.

Сначала жил в райцентре, недалеко от завода, и катался каждый день, выезжая в пять утра, а возвращался за полночь. Понял, что это фигня, неудобно так, времени много забирает и сил, которые не беспредельны, и снял дом в ближайшем большом селе Красногорское.