Вологодский облегченно вздохнул, а министры стали оживленно переговариваться. Предложение Арчегова являлось несколько неожиданным, и вопросы к командующему были у всех. Но тот заговорил снова, и сразу воцарилось внимательное молчание.
— Льготы предлагаю следующие — бесплатное обучение для детей, бесплатная медицинская помощь, прием на государственную службу только тех, кто отслужил в армии. Это касается и выборов во все местные и государственные органы власти. Выбирать только отслуживших беспорочно и имеющих унтер-офицерский чин или хотя бы капрала. Ну и другие льготы, которые вы решите принять. Я думаю, что через несколько лет служить будут все поголовно, причем многие из тех, кто сейчас освобожден, сами пойдут с охотой. Но требую одного — политически неблагонадежных и порочных на военную службу не брать. За лояльность новобранцев должен нести ответственность сельский сход. Более того — надо брать на службу и негодных, если у них есть желание. И соответствующая квалификация для службы на нестроевых должностях. Это касается образованных слоев населения. У меня все.
— Я думаю, предложения Константина Ивановича следует немедленно обсудить. Я вижу, что они детально проработаны и принесут несомненную пользу, — Вологодский говорил негромко, прикрыв глаза. Но Арчегов успел заметить острый взгляд премьера, брошенный на генерала Сычева. А это отвечало его интересам — ведь военный министр уже сделал свое дело…
— С села будете, товарищи?
— Ага, тутошние мы! — двое крестьян, грузивших солому на сани, с любопытством воззрились на окруживших их всадников. Пожилые уже дядьки, далеко за сорок, в отцы годятся. Глаза хоть и с хитрецой, но честные.
— Белые в Красновском есть?
— Откель?! Они по железке ходют да в Ачине сидят.
— Чего возить взялись-то? — Командир с тремя красными квадратиками на рукаве бекеши показал на занесенные снежком копешки соломы, вытянутые по белому полю, в двухстах шагах от наезженной санями дороги.
— Дак как же? По монбилизации подводной всю осень гоняли, тока щас ослобонили. Вот и возим потихоньку. Не убраны же поля.
— Ну, бог вам в помощь! — отнюдь не пролетарски попрощался с селянами красный командир, или краском, как привыкли сокращать наименования коммунисты. Что приводило иногда к курьезам — так заместителя командующего по морским делам могли именовать — «ЗамКомПоМорДе».
Краском поднял бинокль к глазам и внимательно осмотрел раскинувшееся в трех верстах село. Нет, все спокойно. Мальчишки глазеют на подходивших военных, мужики живо расходятся по домам, а за поскотиной мелькнули фигурки в наброшенных платках. Улыбка наползла на губы молодого командира — девки хоронятся, боятся, что изнасилуют. Вроде все спокойно в богатом и многолюдном сибирском селе, даже церквушка изрядная.
— Товарищ Рокоссовский! Пехота Саломатина подтягивается!
Командир кавдивизиона оглянулся — из-за опушки показалась длинная серая лента, чередуемая большими рыжими или белыми пятнами. То уставшие лошади еле тащили нагруженные сани. Ну что ж, надо поторапливаться, люди вымотались, не кормлены с ночи, да пять часов на морозе. В селе отогреются — от такой мысли у Рокоссовского застонало уставшее тело, он представил желанное тепло русской печи.